Феликс Крес - Страж неприступных гор
Посиневший лицом управляющий выбежал из-за спины княжны и грохнулся на колени, судорожно сцепив руки.
— Ваше… ваше высочество… Но за что? Почему? Ваше…
— Передашь князю, что Прекрасная Ридарета благодарна ему за все, что он для нее сделал, — холодно сказала она. — Сколько селений на острове?
Урядник от ужаса забыл. Но Малую Агару можно было обойти за полдня; здесь некуда было бежать и негде спрятаться. Все население острова составляло самое большее несколько сотен рыбаков. Перед двумя сотнями пиратов с «Гнилого трупа» они были беззащитны.
— Оставлю тебе несколько старух, чтобы занимались детьми. Детей убивать нельзя, детей я люблю, — пояснила она. — А теперь иди в ближайшее селение и прикажи выкопать очень большую яму. Пусть выкопают в каждом селении. Трупы либо сожгите, либо бросьте в эти ямы и закопайте. Иначе, прежде чем кто-нибудь сюда приплывет, начнется мор. Отнесись к этому серьезно, — посоветовала она. — Жаль детей, их тут много. Зачем им умирать от морового поветрия?
Управляющий, заикаясь, пытался о чем-то просить.
— И пусть все там меня ждут, — прервала она его. — У меня нет никакого желания гоняться за ними по всему острову. Пообещай, что я прикажу убить всю семью любого, кто попытается сбежать. Но из тех, кто меня дождется, возможно, некоторых я прощу и помилую.
Урядник плакал навзрыд, закрыв лицо руками. Суматоха в селении нарастала, парни Риди уже резали рыбаков и поджигали дома. Выли собаки, но громче собак — женщины, которых чуть ли не разрывали на части, поскольку всем хотелось их иметь одновременно, а молодых и красивых, как всегда, было слишком мало. Какой-то обрадованный пьяный моряк (видимо, ночью он пил больше других и еще не успел протрезветь), который настолько воспылал любовью к капитанше, что та уже не помещалась у него в груди, бросился ей в ноги, со всей силы обнял за колени и прижался щекой к животу, словно благодарящий за подарок ребенок. Рассмеявшись, она взъерошила ему волосы, а он поцеловал ее в бедро, вскочил и, радостно крича, помчался дальше. Риди двинулась за ним. У стены все сильнее пылавшего дома две корабельные шлюхи пинали какого-то деда, который неуклюже прятался под грубо отесанную лавку, закрывая голову руками с распухшими от ревматизма суставами; чуть дальше еще две прижимали к земле вырывающуюся и визжащую женщину с израненными ладонями, за доступ к которой бились матросы. Один из них только что сделал свое дело и был вознагражден торжествующим воплем девиц, которые до этого подбадривали его, а теперь сильнее придушили жертву, поскольку та дико извивалась под ножом, когда ей выламывали и отрезали очередной палец — каждый означал одного «новобрачного». Оглядевшись вокруг, Риди заметила среди пробегавших моряков своего первого помощника, который столь близко к сердцу принял ее слова, что лично, в сопровождении хорошо вооруженного отряда, сторожил толпу полуживых от плача ребятишек. Четыре старухи, выглядевшие будто пьяные или сумасшедшие, пытались, словно курицы, собрать малышню себе под крылья.
— Все как надо, капитан!
— Все равно не забуду, как ты подходил к пристани! — крикнула она, перекрывая невыносимый шум. — Ты больше не первый помощник, слышишь?!
Слегка усмехнувшись, Тихий полез за пазуху и показал какую-то подвеску. Риди с любопытством подошла ближе.
— Что это?
На длинной цепочке покачивался прекрасно ограненный изумруд в изящной оправе.
— Мое. Хочешь?
— Где взял? Здесь? — недоверчиво спросила она, восхищенно беря в руку драгоценность.
— Дура, что ли? Где — здесь? Давно. Но было у меня. Держи.
— Назначаю тебя первым помощником, — сказала она, надевая цепочку на шею и глядя вниз, где прекрасный камень почти касался живота. — Любому другому дам под зад.
— Ха! — хохотнул Тихий. — А ты хороша.
— Ну! — радостно кивнула она.
Она пошла дальше, то и дело поглядывая на покачивающийся камень. Мевев был таким, каким был… но он по-настоящему умел доставить ей удовольствие. Они сжились друг с другом и хорошо друг друга понимали. Но этот негодяй прекрасно знал, что капитанша его и любит, и нуждается в нем… Она решила при случае слегка ему всыпать. Уж точно не повредит.
К стене одной из хижин прибили по обе стороны двери каких-то подростков со вспоротыми животами; один был мертв или без сознания, второй издавал квакающие звуки, тупо таращась на серпантин свисающих до земли кишок. Воняло. Какая-то баба, сидя на корточках, смотрела на них, выпучив глаза, и визжала так, будто с нее сдирали шкуру. Дом не горел, но от других пожаров стало невыносимо жарко, а из-за дыма тяжело было дышать. Кашляя и вытирая слезы, Риди вернулась на корабль, пройдя мимо трех голов в шлемах, торчавших на остатках забора, — значит, местное войско потерпело поражение. Она шла на корабль, поскольку с кормовой надстройки тоже хорошо было видно, что творится на берегу, к тому же некоторые более сообразительные матросы уже притащили на палубу несколько девушек, так что можно было посмотреть вблизи на разные любовные утехи и поиздеваться над «жеребцами».
В любом случае, это было приятнее, чем задыхаться от едкого дыма.
В следующем селении, до которого было не больше мили, она обнаружила, что все жители попрятались по домам; похоже, сбежали лишь немногие. Ей казалась отвратительной покорность, с которой эти существа принимали свою судьбу. Она не сомневалась, что даже самый худший из моряков ее команды в ситуации, когда нечего терять, ждал бы за стеной какого-нибудь дома с топором, веслом или заостренным колом и, умирая, забрал бы с собой по крайней мере одного преследователя. Во всяком случае, она бы поступила именно так.
Но эти рыбоеды не умели ничего, кроме как рыдать и плакать.
Вопли и плач становились громче по мере того, как моряки врывались в очередные дома и выволакивали селян наружу. Ридарета свернула в сторону и вошла в стоявшую слегка на отшибе хижину — по какой-то причине ее внимание привлек столб с деревянным колышком для подвешивания сетей. Шагнув через порог, она увидела перед собой тесно сбившихся в кучу людей. Послышался короткий испуганный возглас.
В хижине царил полумрак. Прошло немало времени, прежде чем княжна заметила, что стоявшая в середине женщина беременна. К ее ногам жались мальчики лет пяти-шести, рядом застыли двое молодых мужчин, очень похожих друг на друга — видимо, братья.
— На улицу, мразь, — сказала она, переводя взгляд на очаг. — Прежде чем уйдешь, подожги хижину, — приказала она одному из мужчин.
Она повернулась… но не вышла.
Через открытую дверь виднелся столб для просушки сетей.
