Гай Гэвриел Кей - Самая темная дорога
— Ты… ты возьмешь подарок? — услышал он. Ему казалось, что мальчик готов в любую секунду убежать, от малейшего вздоха, от падения листа. Он застыл неподвижно и, не веря своим ушам, услышал ответ Дженнифер.
— Разве он твой, чтобы его дарить? — В ее голосе звучал леденящий холод и сталь. Жесткий, холодный, звучный ее голос кинжалом рассек ветер, острый, как тот клинок, который предлагал ей сын.
Сбитый с толку, не готовый к этому, Дариен отшатнулся назад. Кинжал выпал из его пальцев. Душа Бренделя болела за него, за них обоих, но он хранил молчание, хотя все его существо кричало, умоляя Дженнифер быть осторожной, быть доброй, сделать все, что она обязана сделать, чтобы удержать мальчика подле себя.
За его спиной раздался какой-то шум. Он быстро оглянулся, рука его скользнула к мечу. На опушке леса к востоку от Анор Лизен стояла Ясновидящая Бреннина, ветер развевал ее седые волосы, и они падали ей на глаза. Через мгновение его изумленный взор разглядел Верховную жрицу, а потом красавицу Шарру из Катала, и загадка одновременно прояснилась и стала еще непонятнее. Должно быть, они явились из Храма, воспользовавшись магией Джаэль. Но почему? Что происходит?
Флидис тоже заметил их появление, а Дженнифер и Дариен нет, они были слишком сосредоточены друг на друге. Брендель снова повернулся к ним. Дженнифер стояла к нему спиной, и он не видел ее лица, но спина у нее была прямой, а голова надменно поднята, пока она говорила с сыном.
Он казался маленьким и хрупким, стоя на свирепом ветру.
— Я думал, он может… порадовать тебя. Я его взял. Я думал…
Это произойдет сейчас, подумал Брендель. Ведь сейчас она, конечно, облегчит ему путь?
— Он меня не радует, — ответила Дженнифер. — Почему я должна радоваться клинку, который тебе не принадлежит?
Брендель сжал кулаки. Казалось, сердце его тоже сжимает чей-то кулак. «Ох, осторожнее, — думал он. — О, пожалуйста, будь осторожна».
— Что ты здесь делаешь? — услышал он голос матери Дариена.
Голова мальчика дернулась, будто она дала ему пощечину.
— Я… она мне сказала. Та, с седыми волосами. Она сказала, что ты… — Он осекся. Если он и сказал что-то еще, то его слова унесло порывом ветра.
— Она сказала, что я здесь, — холодно ответила его мать, очень четко и ясно. — Очень хорошо. Она была права, конечно. Ну, и что с того? Чего ты хочешь, Дариен? Ты уже больше не маленький мальчик, ты сам это для себя устроил. Ты хочешь, чтобы я обращалась с тобой, как с маленьким?
Конечно, хочет, так и подмывало крикнуть Бренделя. Разве она не понимает? Неужели ей так трудно понять?
Дариен выпрямился. Его руки рванулись вперед, почти сами по себе. Он откинул назад голову, и Бренделю показалось, что он увидел вспышку. Потом мальчик крикнул, из самой глубины души:
— Разве я тебе не нужен?
Из его вытянутых рук вылетели две молнии и пронеслись слева и справа от его матери. Одна полетела в бухту и ударила в лодочку, привязанную к пристани, и разнесла ее в щепки. Другая с шипением пронеслась мимо лица его матери и превратила в факел дерево на опушке леса.
— Всемогущий Ткач! — ахнул Брендель. Стоящий рядом Флидис издал сдавленное восклицание, побежал со всех своих коротких ног и остановился под горящим деревом. Андаин поднял руки к пламени и стал произносить какие-то слова, слишком быстро и тихо, чтобы их можно было расслышать, и огонь погас.
На этот раз — настоящий огонь, в оцепенении подумал Брендель. В прошлый раз, у Древа Жизни, это была всего лишь иллюзия. Одному Ткачу ведомо, где кончается мощь этого ребенка или куда она будет направлена.
И словно в ответ на его мысли, на его невысказанные опасения, Дариен снова заговорил, на этот раз ясно и четко, голосом, который перекрыл ветер и гром над морем и барабанный бой, доносившийся все громче из лесной чащи.
— Должен ли я идти в Старкадх? — с вызовом спросил он у матери. — Посмотреть, может быть, отец встретит меня более приветливо? Сомневаюсь, что Ракот постесняется взять украденный кинжал. Ты оставляешь выбор за мной, мама?
Он не ребенок, подумал Брендель. Эти слова и голос принадлежат не ребенку.
Дженнифер не сделала ни одного движения и не вздрогнула, даже когда мимо нее пролетели молнии. Только пальцы ее рук, расставленные веером у бедер, давали знать о ее напряжении. И снова, среди всех сомнений, и страхов, и отчаянного непонимания, Бренделя повергло в благоговейное изумление то, что он в ней увидел.
Она сказала:
— Дариен, я оставляю тебе единственный существующий выбор. Вот что я тебе скажу, и больше ничего: ты жив, хотя твой отец желал моей смерти, чтобы ты никогда не попал в ткань Гобелена. Я не могу принять тебя в свои объятия, и не могу найти для тебя любви и крова, как нашла их в доме Ваз, когда ты родился. Для этого время миновало. Тебе предстоит сделать выбор, и все, что я знаю, подсказывает мне, что для этого тебе нужна свобода и отсутствие ограничений, или этот выбор вообще теряет смысл. Если я сейчас привяжу тебя к себе или даже попытаюсь это сделать, ты перестанешь быть тем, что ты есть.
— А если я не хочу делать этот выбор?
Брендель пытался понять, ему показалось, что голос Дариена выражает его подвешенное состояние, словно он находится на полпути между новой демонстрацией своей мощи и мольбой о помощи.
Его мать рассмеялась, но не резко.
— Ох, дитя мое! — сказала она. — Никто из нас не хочет, но всем нам приходится делать выбор. Твой выбор всего лишь самый трудный и самый важный.
Ветер чуть-чуть стих, замер, заколебался.
Дариен сказал:
— Финн мне говорил… прежде… что моя мать меня любит и что она сделала меня особенным.
И теперь, словно помимо своей воли, ладони Дженнифер оторвались от боков, и она плотно обхватила свои локти, скрестив перед собой руки.
Она заговорила было, потом резко остановилась, словно натянула крепкую, жесткую узду.
Через секунду продолжила уже другим тоном:
— Он ошибся… насчет того, что я сделала тебя особенным. Теперь ты это знаешь. Твоя сила исходит от Ракота, когда твои глаза становятся красными. От меня тебе досталась только свобода и право сделать свой собственный выбор между Светом и Тьмой. Больше ничего.
— Нет, Джен! — крикнула Ясновидящая Бреннина, и ее крик подхватил ветер.
Слишком поздно. Глаза Дариена снова изменились, когда прозвучали последние слова, и по его горькому смеху Брендель понял, что они его потеряли. Ветер снова взвыл. Еще сильнее, чем раньше; и, заглушая его, заглушая низкий рокот барабанов Пендаранского леса, Дариен воскликнул:
— Неверно, мать! Ты все говоришь неверно. Я здесь не для того, чтобы выбирать, а чтобы меня выбирали!
Он указал на свой лоб.
