Дмитрий Казаков - Врата Порядка
Что-то огромное, настолько большое, что не просто охватить взглядом, а даже осознать его не представлялось возможным, задвигалось одновременно внутри и снаружи. Боги оказались далеко, сначала показалось, что внизу, а в следующий момент – вверху.
Ощущение направления пропало, исчезла земля, небо и все остальное.
Хорст очутился там, где если и побывал кто-то из людей, то вряд ли нашел слова для описания, оказался внутри Порядка, одновременно чувствуя его в себе, ощущая себя им…
Рядом происходило нечто, напоминающее разговор, но участвующие в нем существа обходились без слов, даже без звуков. Колыхались, текли навстречу друг другу струи чего-то, похожего на светящийся туман.
Фигуры богов оказывались то совсем близко, то уносились куда-то вдаль, на такое расстояние, что становились едва видны. Хорст ощущал, что его раздувает до размеров холма, затем уменьшает так, что тело начинало казаться твердым и жестким, словно деревяшка.
Боли не было, точнее она ощущалась, но как нечто постороннее, не имеющее отношения к происходящему.
Временами Хорст возвращался к нормальному восприятию и тогда понимал, что лежит спиной на холодном камне, а обеспокоенная Илна тормошит его, пытаясь привести в сознание. Слышал голос брата Ласти, ругательства Альфи, а потом вновь проваливался в грохочущую, сверкающую бездну.
Все прекратилось в одно мгновение, и бывший сапожник почувствовал избитое, исстрадавшееся тело, ушибы, мозоли на пятках, лихорадочно колотящееся сердце и ноющую, точно гнилой зуб, голову…
Ощущение оказалось настолько жутким, что он едва не заорал.
– …очнулся? – проговорил кто-то над самой головой.
– Я… – из горла вырвался хриплый кашель, такой сильный, что на какое-то время Хорста согнуло вдвое.
Придя в себя, он поднял веки и едва не ослеп от льющегося сверху беспощадного света, из глаз хлынули слезы.
– Слава Творцу-Порядку, ты пришел в себя, – проговорила Илна, и в голосе ее прозвучало облегчение.
– Вот уж чего-чего, – говорить оказалось неожиданно трудно, язык ворочался во рту, цеплялся за десны, – а славить его я не буду…
Когда попытался встать, обнаружил, что ноги подламываются, а руки трясутся, как у запойного пьяницы.
– Что это было? – спросил Альфи, непривычно бледный и тихий.
– Нам разрешили пройти, – сказал Хорст, пытаясь вспомнить, что именно он слышал и видел.
В памяти сохранились жалкие обрывки, да и те таяли, растворялись быстрее, чем куски мыльной пены в речной воде.
– Напугал ты нас, – проговорила Илна. – Все затряслось, из чистого неба повалил снег, а ты упал и начал корчиться, как угодившая под колесо телеги змея. Мы попытались тебя удержать…
– Спасибо, – Хорст почесал шрам на щеке, – но это было… было лишним…
– Можно ыдты? – в голосе седого холиаста звучал откровенный страх, а красные глаза настороженно блестели.
– Нужно, – кивнул Хорст.
Когда сделал первый шаг, оступился на ровном месте и едва не упал. Затем пошел увереннее, а через полсотни размахов ощутил, что тело слушается так же хорошо, как и раньше.
Только сердце стучало неровно, и продолжала болеть голова.
Водопад грохотал, точно несколько ураганов. От него веяло холодом, над каменной чашей, куда обрушивался белоснежный поток, клубилась водяная пыль, в которой вспыхивали и гасли сотни радуг.
Присев на корточки, Хорст опустил в воду флягу.
– Ныкто ыз лудэы нэ выдэл этого мэста, – проговорил старый холиаст торжественно.
– Зачем тогда ты привел нас сюда? – спросил Альфи. – Ведь наверняка мог повести другой дорогой.
– От того, кто говорыт с богамы, глупо что-то пратат.
Хорст только поморщился.
Бывший сапожник понимал, что в случившейся позавчера беседе между богами горцев и Порядком участвовал так же, как топор в строительстве дома, в качестве полезного и нужного инструмента, который при необходимости можно быстро и безболезненно заменить.
– Красиво тут, – заметила Илна, когда они отошли от водопада и шум бегущей воды стих.
– Точно, – согласился Хорст без особой радости.
После того, что случилось вчера, разговаривать у него получалось с трудом, голоса спутников глухо отдавались в пустоте головы, язык слушался плохо, казался одновременно распухшим и высохшим.
Тропа шла вниз, перевал и охраняющие его громады заснеженных пиков остались за спиной. Впереди, за грядой невысоких гор, виднелась центральная котловина, из-за множества холмов похожая на серое застывшее море.
Чистый и прозрачный воздух позволял отчетливо видеть все до последней детали, обманчиво уменьшал расстояния.
– Скоро прыдэм в сэлэныэ, там отдохнэм, – старый холиаст обернулся, изобразил что-то вроде ободряющей улыбки.
– Надеюсь, клянусь мошонкой Хаоса, – проворчал Альфи, ухитрившийся стереть ноги и ковыляющий, как древний дед.
К селению добрались вскоре после полудня.
Из-за поворота тропы выступило сложенное из обтесанных камней строение, похожее на крепостную башню. Ветер принес запах дыма и только что выпеченного хлеба, навстречу выскочили крупные и лохматые, как медведи, собаки, с раздраженным лаем бросились на чужаков.
Седой холиаст что-то крикнул, другой, с родимым пятном на щеке, пнул в бок самого крупного кобеля. Тот с визгом отскочил, свора с недовольным ворчанием отступила.
Дома в селении стояли тесно, чуть не соприкасаясь стенами, виднелись загоны, из которых доносилось блеяние овец. Ходили женщины в цветастых платках и накидках, мужчин видно не было.
– Интересно, и что с нами будут делать? – проворчал Радульф. – Не нравится мне это место, язви его в печень…
– Насколько я понимаю, накормят и напоят от пуза, а завтра утром повезут дальше, – Хорст пожал плечами.
Через проход между домами, узкий, словно кишка гадюки, людей вывели на круглую, как монета, площадь. Тут их встретил крупный, в человеческий рост, холиаст с гривой черных волос.
Седой проскрипел что-то приветственное, темноволосый ответил, последовал разговор, быстрый и невнятный.
– Вас ждут в сватылыщэ, – старый горец повернулся, глаза его изумленно сверкнули.
– Зачем? – поинтересовалась Илна.
– Служытэлы богов нэ обааснаут своых поступков, – седой холиаст покачал головой.
– Пойдем, – сказал Хорст, – в худшем случае нас всего лишь принесут в жертву…
Брат Ласти тяжко вздохнул и осенил себя знаком Куба.
Святилище оказалось таким же, как в любом селении горцев – придавленное, словно пытающееся врасти в землю здание, из темного провала входа тянет сладкой вонью.
– Входытэ, – седой холиаст потер лицо и первым переступил через порог.
