В. Бирюк - Буратино
-- Нет. Нет. Не надо.
Люблю смотреть в глаза женщин в том момент когда я кончаю. Когда спазмы любовной судороги раз за разом выплёскивают внутрь очередную порцию. И оба чувствуют каждый толчок. Внутри себя, внутри друг друга.
-- Надо. Госпожа велела. Рабу своему. Наполнить лоно её его семенем. И я исполнил приказ. Полностью.
Вот теперь все. Остались детали. Отвязать ей руки, подвести к постели, уложить и накрыть. Самому вытереться, её промокнуть, снять с неё и одеть на себя бандану, вытащить и убрать половецкий кинжал. Лежит носом в подушку, успокаивается. Сейчас, пожалуй, заснёт.
-- Ваня, почему у тебя оба уха проколоты? Тебя наказывали так, или ты наложником был?
Факенный шит.
"Ни секунды покоя...
Что же это такое?"
Это женщина, Ванька. Которую ты к себе подпустил. Раньше она меня без банданы на свету не видела. Вот настоящая женщина: всего второй раз в жизни испытала оргазм, да еще в такой неудобной позе, а все что касается украшений - уже ловит. Дырочки под серёжки разглядела, пока я ей повязку с глаз на минуточку снял.
Собственно, мужчины на Руси всегда носили серьги. Кто в левом ухе, кто в правом. Древний князь Святослав ходил "аки пардус", бил и хазар, и греков и носил серебряную серьгу. В левом ухе. Казаки запорожские часто использовали это украшение. У донских казаков это вообще было обязательным элементом военной формы. Правда, не для всех. Только для единственных сыновей в семье. Построит есаул казачков и ходит вдоль строя - выбирает самых лихих в поиск послать. Или еще на какое дело опасное. А с серьгами - обоз сторожить. Потому что род казацкий прерываться не должен. Пока хоть какая возможность есть - серьгоносцев берегли.
Но оба сразу... Наложник - понятно. Если играешь роль женщины - часто используешь женские атрибуты. Одежда, украшения... Даже манерность и интонации капризной девчонки.
А вот при наказании... Я о таком от своих учительниц-мучительниц слышал. Когда в дополнение или взамен ошейнику рабу или рабыне пробивают оба уха, вставляют кольца, и за эти кольца привязывают. Для фиксации не только общего положения, но и направления смотрения. Ошейник раба все-таки оставляет много свободы. Иногда его модифицируют. Римляне, например, одевали рабам на шеи тележные колеса. В частности, при сортировке зерна. Чтобы вечно голодное "орудие говорящее" не смогло закинуть горсть сырого зерна в свою "орудийную" пасть, нанося тем самым ущерб хозяйской урожайности.
Значится так. Не можешь ответить на заданный вопрос - отвечай на тот, на который знаешь ответ. Старая студенческая метода.
Был в одном ВУЗе старенький профессор, который всегда спрашивал на экзамене только про кишечнополостных червей. И все студенты учили только этот раздел. Однажды вдруг профессор спрашивает:
-- А расскажите, мм, молодой человек, про слонов.
-- Слон... Это... Это вот... Животное с червеобразным отростком вместо носа. А черви бывают....
И дальше по зазубренному.
Исполняем.
-- Марьяша, ты знаешь что такое "пирсинг"?
-- Не...
-- Так вот приходилось мне бывать в краях, где явление это весьма распространено...
И полилось. Ещё в юности одним из моих прозвищ было "профессор". Задолго до того, как я реально пришёл в универ учить детей. За знания и за умение их излагать. В яркой, запоминающейся, доступной слушателю форме. Что по жизни сохранилось и приумножилось. Марьяша слушала раскрыв рот.
-- По шесть в одно ухо? Да как же они помещаются?... Как в язык? А есть-то как? И вообще - рот не открыть - засмеют... Как это в сосок? А дитё как же?
Эх девочка, когда прокалывают соски - дитё не предполагается. Не предки они. Никому.
-- Ой! Не надо там трогать. Как это - туда? Так больно же... А муж? И есть дураки которым нравится? Ой разврат. Непотребство-то какое. Господи, неужто есть такое место где сором-то такой? Совсем не по-людски. Да еще в лавках делают. Да хоть как зовётся-то такой... вертеп?
А "вертеп", девочка, называется Россия. И живут там потомки твои. Которые кое-чего, кое-где, порою... Прокалывают и прокалываются.
-- А давай, Марьяша, мы и тебе губки проколем? Вот эти. Вставим по колечку, сверху замочек повесим. Я пришёл, отпер, побаловались. Потом запер и... твёрдо уверен - кроме меня никто. Ключик-то только один - у меня на шее.
Я думал просто пошутить, она испугалась всерьёз. Пришлось успокаивать. Постепенно перешли к обсуждению как оно здесь "по-людски". Опыта у Марьяши было... муж раз в полгода. Но что-то где-то слышала. Обобщённый женский опыт данной социальной группы. Картинка получалась удручающая.
Ещё раз напомню: по Руси в части сексуальной практики действовала очень фрагментированная мозаика разных исторически сложившихся систем. Так что сколько-нибудь достоверно - только о среде смоленских служилых людей. Дело в том, что и Ростик - Ростислав Мстиславич, просидевший князем в Смоленске тридцать лет, и нынешний - его сын Роман, были в этой части правителями несколько... специфическими. В Новгороде князя и в сам-то город пускали только по большим праздникам - сидит у себя в Городке и ладно. А уж к "супругам под одеяло" - враз укажут порог. В Киеве светские власти тоже в эти дела не лезли: там княжий стол как пьяная кобыла - не взбрыкнет, так завалится. А в Смоленске у местных с князьями - сплошная любовь. С мощным церковно-идеологическим элементом. Так что хоть княжеская власть - светская, но когда попы зовут - и "под одеяло" полезет. А местные не вступятся.
И здесь получалось сплошное "нельзя".
На свету - нельзя. То, что мы с Марьяшей только что делали - стыд, срам и похоть торжествующая. Хорошо, что я ей глаза завязал. А она еще и под повязкой зажмурилась. И что связал руки. Потому что если бы она могла сопротивляться... Даже негасимую лампадку перед иконой и то гасят. "Лик святой смотрит сурово. На сие греховное и мерзкое действо."
Голыми - нельзя. Только в одежде. Благо рубахи здесь носят все и у всех длинные. Даже в бане: в парилке парятся вместе голыми и это нормально. Но в парилке любиться нельзя, поскольку для здоровья вредно, а в предбаннике - сначала вытереться и одеться.
Не только снять рубаху, но и задрать высоко, выше пупка нельзя - грех, похоть диавольская. Муж видит грудь жены только в момент кормления ею ребенка. И то - молодые бабы всегда прикрываются. В постели - супружеской! - нельзя. Все, что выше поясницы - табу.
Поза одна - классика миссионерская. То, что мы только что были стоя - "гореть в гиене огненной до скончания веков".
В собранном виде выглядит так. Жена, умывшись, причесавшись укладывается в постель. Греть. Отсыревшие простыни. Причёсывание состоит в переплетении дневной косы посвободнее. Ночнушка плотная полотняная до лодыжек. Лямочки и открытые плечи и руки - признак развращённости и сексуальной озабоченности. У серьёзных, как здесь говорят - "благочестивых" или "богобоязненных" жён, руки закрыты полностью. Часто - включая ладони. Рукавами. На голове - платочек. Не косынка типа "работницы", а полностью закрывающая уши и шею "крестьянка". Приходит муж. Послюнявив пальцы, гасит лампадку, пару раз стукается в темноте о мебель, тихо ругаясь. Добравшись до кровати снимает штаны, откидывает с жены одеяло, задирает ей подол. Как я сказал - пупок - уже уровень разврата. И себе. Задирает подол. Поскольку -- в рубахах оба. Свой подол мужья часто зажимают зубами. Тогда все его слова ласковые - "му". Раздвигает ей ноги. Жена лежит молча и безо всякого движения. Устраивается между ляжек своей благоверной и венчанной на всю жизнь до гроба. Пару раз их трогает, мнёт ладонью живот, пару-тройку раз дёргает за сиськи. Через полотно. Сунуть руку под ткань на кожу... "Да что я ему, кобелю, сучка гулящая? Дам по рукам, что б не воображал". Муж елозит и входит.
