Роджер Желязны - Черный трон
— Я думаю, так будет лучше, — сказала Лиги.
Итак, мы перешли на шаг, который позволял нам незаметно идти за этими людьми на порядочном расстоянии, время от времени улавливая обрывки их разговора. Сначала они немного попетляли, но потом, очевидно протрезвев, правильно нашли свою дверь. Я услышал, что одного из них, в шутовском одеянии, зовут Фортунато, а другого — Монтрезор.
Последний раз или два оглянулся, но я не могу сказать, видел ли он, что мы следуем за ними.
По другим обрывкам их диалога, доносившимся до нас, я понял, что они говорили, причем с большим знанием дела, о вине. По крайней мере, их дискуссия казалась разговором специалистов.
Они замедлили шаг, приблизившись к большому беспорядочно выстроенному античному зданию, расположенному в стороне от других домов. Из их комментариев я понял, что дом принадлежит Монтрезору, хотя, отпирая дверь, он испытал минутное затруднение.
В это время раздался стук из ящика Вальдемара. Лиги расположила свои руки поверх крышки, возможно, делая что-то месмерическое, и — некоторое время спустя — объявила: — Это место, которое нам надо. Мы должны каким-то образом попасть внутрь, так как вход в тоннель рядом.
Мы продолжили свой путь, пока не подошли прямо к входной двери. Вскоре я уже стучал в нее. Нам с Петерсом пришлось достаточно долго колотить, прежде чем Монтрезор ответил. Когда он открыл, удивление, недовольство и чуть заметная тревога отразились друг за другом на его лице, а потом — все вместе.
Думаю, что общий вид нашей компании не внушал доверия.
— Мистер Монтрезор? — спросил я, надеясь, что он хоть немного понимает по-английски.
Он долго изучал меня взглядом, потом кивнул.
— Да. В чем дело? — спросил он.
— Это касается доставки контейнера с различными винами, — объяснил я.
Его взгляд скользнул оценивающе по большому ящику, его тревога и беспокойство улеглись. Он облизал губы.
— Я не понимаю, — сказал он. — Я это не заказывал. Вы продаете его? Это подарок? Вы посыльные?
— Нас, пожалуй, можно назвать посыльными, — сказал я ему. — Хотя в этом городе в такое время обычный посыльный вряд ли зайдет.
— Верно, — сказал он, кивая. — Тогда что же вы за посыльные?
— Мы — это все, что осталось от труппы артистов. Нас послали к принцу Просперо, но мы не успели войти в аббатство перед тем, как его двери будут опечатаны. Солдаты отказались впустить нас, они также отказались спросить принца, не хочет ли он нас впустить.
— И вот, — продолжал я, — теперь мы вынуждены продать этот контейнер с прекрасными винами за еду и кров, где мы могли бы остановиться. Все это изначально предназначалось Просперо, но люди, доставившие это, бросили все и сбежали из страха перед Красной Смертью.
— Конечно, — пробормотал он, шире открывая дверь и не отводя взгляда от ящика. — Не могли бы вы внести его?
При этих его словах мы все одновременно двинулись вперед. Широко раскрыв глаза, он поднял руку.
— Нет, — сказал он. — Обезьяна и птица должны остаться.
— Их нельзя оставить без присмотра, — сказал я.
— Тогда пусть леди составит он компанию, а вы внесете ящик, — предложил он. — К сожалению, не могу предложить вам помощь, так как мои слуги тоже сбежали.
— Но одно дело чрезвычайной важности вынуждает меня оставаться, — добавил он шепотом.
Неожиданно позади него показался Фортунато, все еще в шутовском колпаке и с бубенцами. Он отхлебнул вина из маленького стеклянного пузырька с отбитым горлышком, потом попытался остановить свой взгляд на нас.
— Куда ты пропал? — спросил он. — Я хотел открыть этот бочонок с Монтал… Монтил…
— Амонтильядо! — пронзительно крикнул Грин и Фортунато отшатнулся с выражением внезапного ужаса на лице.
— Дьявол! — крикнул он, продолжая пятиться назад.
— Нет, — ответил я Монтрезору, — мы не внесем его внутрь, если вы не впустите всех.
— Осел! Лючези просто осел! Тебе это известно, Монтрезор? — внезапно воскликнул Фортунато. — Невежда! Не может отличить шерри от уксуса…
Потом от разразился приступом подозрительного кашля.
— Ничего, — сказал он поспешно с более сильным акцентом, чем у Монтрезора. — Это не чума. От кашля не умирают.
— Нет, — сказал Монтрезор, в раздумье глядя на него, — думаю, тебе это не грозит.
Потом Монтрезор отвернулся от него, отошел в сторону от двери и сделал нам приглашающий жест.
— Входите. Все. В таком случае. Вот сюда. Мы должны отнести его вниз.
Мы вошли и он запер дверь. Петерс и я следовали за ним. Лиги, Эмерсон и Грин — за нами. Фортунато, пошатываясь, ковылял где-то сзади, попеременно то ругаясь, то мурлыкая себе под нос, то ворча по поводу тупости Лючези.
Монтрезор отвел нас вниз по каменной лестнице в свой большой погреб. Пропитанные смолой факелы и большие свечи горели в многочисленных нишах и на подставках. Все это создавало необычную и странную атмосферу в столь уединенной части дома.
Наконец мы спустились вниз и установили ящик, куда нам указал Монтрезор. Это был подземный коридор, который, казалось, уходил в лабиринты катакомб. Мне очень хотелось пройти немного вглубь, так как могло оказаться, что тоннель, который нам нужен, где-то рядом.
На покрытой селитрой стенах кое-где виднелись черепа и другие человеческие кости, и неверные тени, как темные пальцы, указывали на них. Паутины, как рыбацкие сети, висели тут и там, а звук зашебуршившихся где-то при нашем появлении тварей напомнил мне об испытании, через которое я прошел в Толедо и которое еще тревожило мое воображение.
Монтрезор перехватил мой взгляд и улыбнулся.
— Это место когда-то служило кладбищем аббатству, — сказал он, указывая рукой на останки. — Это было все до того, как отец принца Просперо изгнал монахов и взял все в свою собственность.
Мы перенесли гроб на место у стены и установили его, где положено.
— Значит существует связь с аббатством? — спросил я.
Он не ответил, но — к моему изумлению — отвернулся. Я боялся, что он сразу же попросит открыть гроб, чтобы попробовать его содержимое. Вместо этого он немного отошел от нас, и я мог заметить, что его вниманием завладел Фортунато. Фортунато уселся на каменный выступ и разглядывал стройную и высокую фигуру Лиги, завитки ее черных волос с неприкрыто похотливым выражением лица.
Монтрезор пробормотал что-то о напитке, вкус которого мог без труда оценить сын актрисы:
— Разврат, сэр, он притягивает и отталкивает; он пробуждает желание, но гасит воображение… вселяет в вас уверенность и пробуждает сомнение… и, увлекши вас за собой, покидает вас.
Я однако не стал аплодировать, когда он повернулся кругом, я продолжал смотреть на Лиги, которая совершенно игнорировала пьяные излияния чувств.
