Мелисса Марр - Хрупкая вечность
Эйслинн закричала. Боль была мгновенной, прожигая ее насквозь, и Эйслинн не знала, какая боль от ран, а какая ото льда.
Неужели я умру здесь?
— Почему вы должны прислушаться к моим желаниям? — тихо проговорила Дония. Пальцами, еще красными от крови Эйслинн, она взяла ее за подбородок и запрокинула ее голову, пока не заглянула ей в глаза. — Потому что я сильнее, Эш, и вам обоим следует помнить об этом. Равновесие, которого вы ждете, наступит, только если я это позволю.
— Ты напала на меня. — Эйслинн показалось, что ее стошнит. Тело стало каким-то вялым. Боль ото льда под кожей смешивалась с болью от ран на животе.
— Это показалось мне благоразумным. — Выражение лица Донии так походило на лицо последней Зимней Королевы: оно не несло ни капли раскаяния, оставаясь равнодушным к ужасной вещи, которая только что произошла.
— Кинан…
— Разозлится. Да, знаю, но, — Дония вздохнула, и ледяное облако ее дыхания заставило Эйслинн поежиться, — твои раны неопасны. В следующий раз будет гораздо хуже.
Эйслинн прижала руку к животу, но это была слабая попытка остановить кровь, сочащуюся из ряда ран на коже.
— Мы с Кинаном можем отомстить. Ты этого хочешь?
— Нет, я хочу, чтобы вы держались подальше от меня. — Дония протянула ей кружевной платок. — Не возвращайся, пока я не позову. Это касается вас всех.
С этими словами Донии в комнату вошел Эван, чтобы проводить Эйслинн до двери.
Глава 14
Пока Эван провожал Эйслинн из дома, она ни разу не приняла его помощь. Не взяла его за руку для поддержки, спотыкаясь на ступеньках. Ее ладонь лежала на ране, как будто это могло облегчить боль.
Я Летняя Королева. Я сильнее всего этого.
Однако боль не проходила. Дония проткнула кожу и мышцы, и эти мышцы напрягались при каждом движении. Идти, не испытывая боли, было невозможно, и с каждым шагом Эйслинн все больше хотелось плакать.
Но это не значит, что кто-то должен это видеть.
Двор дома Донии заполонили фейри. Трупно-бледные, почти белые сестры Скримшоу передвигались по снегу, словно призраки. Боярышная девушка сидела на ветке заиндевевшего дуба. Ее алые глаза блестели, как покрытые льдом ягоды. Кто-то с изодранными крыльями сел позади нее. Под деревом стояла глайстига, расставив козлиные ноги так, словно была средневековым лучником и собиралась выстрелить из лука. Все они наблюдали за тем, как Эйслинн покидает дворец их королевы.
Они все слышали.
В тот момент, когда Дония нанесла удар, Эйслинн закричала. Новость о том, что на кого-то напали, не могла пройти незаметно. Они слышали ее крик, а теперь видели мокрое пятно крови на блузке вокруг ее ладони.
Я не слабая. Меня не победили.
Дойдя до середины дорожки, Эйслинн выпрямилась.
— Можешь идти, — сказала она Эвану.
Лицо рябинника ничего не выражало. Наблюдавшие за ними фейри казались растерянными. Но Эйслинн не собиралась радовать их, показывая свою слабость. Опустив руку, она дошла до конца каменных плит. От боли ей пришлось остановиться и прислониться к железным воротам, которыми заканчивались владения Зимней Королевы. Достав из кармана сотовый, Эйслинн прикрыла «иллюзией» кровь и свою неестественную бледность и ступила на тротуар.
Еще немного.
Она успела пройти только один квартал, когда слезы полились по щекам. Даже не глядя на телефон, Эйcлинн нажала кнопку и удерживала ее несколько секунд. Когда он ответил, она не дала ему вставить ни слова:
— Ты мне нужен. Забери меня.
Повесив трубку, Эйслинн скользнула на тротуар. Она с трудом открывала глаза, и это ее беспокоило.
— Это несерьезная рана, — сказала она самой себе, а фейри не лгут.
Не сводя глаз с воронов, которые расселись на выступе здания напротив, Эйслинн нажала на другую кнопку и поднесла телефон к уху. Услышав голос Сета, даже несмотря на то, что это была всего лишь запись, она улыбнулась. Как можно спокойнее Эйслинн проговорила:
— Сегодня не смогу с тобой поужинать. Кое-что случилось… Люблю тебя.
Ей хотелось, чтобы он пришел, но она истекала кровью посреди улицы и была отличной мишенью для захвата или очередного нападения, а он смертный. Ему небезопасно находиться в ее мире. Ее мир вообще опасное место.
Мимо Эйслинн проходили смертные. В противовес тишине и покою, которые она нашла внутри себя и так старалась удержать, вокруг было множество звуков и движений. Где-то ниже по улице она слышала людей на автобусной остановке. Гул, создаваемый теми, кто приехал и пришел на остановку, на несколько мгновений стал громче. Вороны закричали, и их хриплые голоса влились в поток шума смертного мира вокруг Эйслинн. Она прислонилась к стене здания головой, даже не думая о саже и грязи. Стена была теплой, а тепло — это все, что ей сейчас было нужно.
— Тепло все исправит, — подумала Эйслинн вслух с той же интонацией, что сейчас звучала в ее мыслях.
Тепло, зной, лето, солнечный свет… Тепло, зной, лето, солнечный свет… Он принесет их с собой.
Эйслинн дрожала. Мысленно она видела кусочки льда, которыми Дония пронзила ее кожу. Осколки Зимы сейчас были в ее теле. Это было уроком. Уроком и предупреждением. Это не смертельно. Однако Эйслинн сомневалась. Сидя там, посреди улицы, она спрашивала себя, не была ли нанесенная ей рана серьезнее, чем это входило в планы Донии. Тепло, зной, лето, солнечный свет… Тепло, зной, лето, солнечный свет… — словно молитву, повторяла про себя Эйслинн. Он придет. И принесет с собой зной и солнечный свет.
Тепло, зной, лето, солнечный свет… Я вовсе не так серьезно ранена. Не так… Но все было серьезно. Эйслинн казалось, что она умирает. Быть фейри означало жить вечно. Но если он не придет сейчас, вечности не будет. Тепло, зной, лето, солнечный свет… Я умру.
— Эйслинн? — услышала она, когда Кинан поднял ее.
Его кожа была затвердевшим солнечным светом, и Эйслинн сильнее прижалась к нему. Он говорил что-то и кому-то, но сейчас это не имело значения. Капельки солнечного света падали на ее лицо, словно дождь, и тут же впитывались в кожу.
— Так холодно…
Эйслинн дрожала так сильно, что наверняка бы упала, если бы Кинан не держал ее крепко в своих руках. А потом мир померк.
Проснувшись, Эйслинн обнаружила, что лежит в постели, но не дома, не в своей кровати во дворце на холме и даже не у Сета. Взглянув вверх, она увидела сплетение лоз над головой. Ей еще никогда не приходилось видеть их отсюда. Только однажды она стояла в дверях и поражалась тому, как лозы переплетаются между собой и вьются вокруг кровати Кинана.
