Наталья Бойкова - Падший ангел
— У меня не получится.
— Получится. Только попробуй.
— Я разобьюсь. Разве мой труп не будет портить настроение всем остальным?
— Ты не разобьешься.
— Почему ты так уверен? — досадно морщится девушка лет четырнадцати, оглядываясь на светловолосого парня.
Ему двадцать. С виду. На самом деле намного больше. Взросление и становление у Высших заканчивается именно к двадцати. Светлые волосы отросли и спускаются до лопаток, а глаза продолжали жить своей веселой жизнью. Он стал высоким закаленным бойцом, не делаясь при этом каким-то мужланом. Высший красив, бесспорно, но и в случае опасности может постоять не только за себя. Огромные сияющие крылья за его спиной великолепны. Он носит светлые одежды, как и все архангелы, небольшой кулон из прозрачного хрусталя все так же висит на шее.
— Потому, что ты у меня учишься, — уверенно говорит Высший.
— Вот насчет этого я и волнуюсь! — укоризненно всхлипывает девушка.
Парень смотрит на неё, пытаясь сохранить на лице выражение недовольного и злого учителя. Не получается. Губы расползаются в улыбке, и он попросту хохочет. Девушка не разделяет его веселья. Она боязливо смотрит на бушующее внизу море. Падать туда вовсе не хочется.
— Эл, может не надо? — жалобно хлюпает она носом.
Его так легко не провести. Он, прищурившись, смотрит на неё и мотает головой.
— Надо, Тари, надо. Иначе, ты никогда не научишься летать.
Девушка огорченно морщится и еще раз смотрит на бушующее море.
— Я разобьюсь, — уверенно говорит она, заводя старую песню.
— Тари!
— Эл, я не хочу туда! Мне страшно!
— Мне тебя толкнуть? — вежливо интересуется Высший.
— Иди ты… — ворчит Тари и осторожно подходит к краю обрыва.
Высший наблюдает за ней, затаив дыхание. Не столько из-за того, что сейчас узнает, насколько хорошо обучал дочь Адоная, сколько от невозможности оторвать от девушки взгляд. Он помнил до сих пор, как первый раз увидел её. Помнил каждую секунду, проведенную рядом с ней. Для него не существовало ни одного существа, которое он знал бы настолько хорошо, которое знало бы его настолько великолепно. Она изменилась. Сильно. Тари стала красивой. Запястья — тонкими, пальцы — длинными, губы — более пухлыми, улыбка — веселой. Лишь глаза остались теми же: глубокими синими озерами. Она всегда смеялась, не зная и стараясь не принимать слова "боль" и "страх". Она была необыкновенной. Все в ней противоречило друг другу: она веселилась, но серьезно огорчалась, когда кто-то умирал. Тари обожала драться на палках и выигрывать состязания по стрельбе — при этом убиваясь от горя при сообщении о войне. Она завоевала внимание всех Высших Ирийского сада. Её красота поражала, но и острый язычок знал свое дело. Она легко могла влюбить в себя и разбить сердце несчастному. К счастью, так девушка не поступала.
Тари умоляюще посмотрела еще раз на Эла, но он, хоть и с трудом, смог сохранить серьезное выражение лица. Девушка печально вздохнула, легонько дотрагиваясь до кулона-аметиста. Её личико разгладилось, следы недавнего смеха и радости полностью исчезли. Она отстраненно стала мурлыкать под нос какую-то грустную песенку на древнем, незнакомом языке. Эл вздрогнул, узнавая песню, которую он пел, когда она была маленькой. Девушка открыла глаза и проследила взглядом полет чайки, взмывающей в небо и камнем падающей вниз. Тари еще раз вздохнула. Сердце бешено билось, уже не мечтая о нормальной работе. Девушка закрыла глаза и неожиданно, резко обернувшись, подскочила к не ожидающему подвоха Высшему. Прежде, чем он сумел что-то понять и предпринять, Тари быстро поцеловала его в губы. Эл пораженно застыл. Он моргнул два раза, потом решил обхватить девушку, запоздало подумав, вряд ли Адонай будет в восторге от того, что его дочь… Эл почти обнял девушку, но поцелуй прекратился, и она, покраснев, немедленно отскочила к краю обрыва.
— На удачу, — тихонько прошептала Тари, прежде чем, разбежавшись, прыгнуть вниз.
Эл несколько минут неподвижно стоял. Потом опомнился и подошел к обрыву. В воздухе пронесся легкий звон и радостный смех Тари. Сама девушка весело парила над кромкой воды, почти касаясь её своими крыльями. Она дотронулась до волны, прочертила по воде длинную линию и резко, почти вертикально, взмыла вверх. Чайки ошарашено разлетались во все стороны. Эл вздохнул и покачал головой. Все Высшие, только-только научившиеся летать, безумны. Поразительно, думал Эл, всего пару минут назад он уговаривал Тари прыгнуть вниз и пытаться взлететь. Сейчас же она исполняла самые крутые виражи, не задумываясь о последствиях. Эл едва заметно улыбнулся, вспомнив о поцелуе и усмехнулся. Мда, ему не поздоровится. Потом…
А сейчас… Высший дотронулся до кулона, материализуя крылья за спиной. Он взмахнул ими, зачерпывая воздух и взмывая ввысь. Эл рассмеялся, заметив, что Тари попыталась взлететь повыше, но слишком намочив перья и тем самым сделав полет тяжелым. Высший качнул головой и полетел спасать свою ученицу и… первую любовь.
Люцифер очнулся и приподнял уже начавшую погружаться в воду голову. Он недовольно фыркнул, ощутив, что часть воды все же попала в нос. Фу! Гадость и противно! Падший намочил волосы и задумчиво пробежался по ним рукой. Да, от тех времен не осталось ни следа. Он стал более жестоким. Мир стал безжалостным и таким реальным… Люц верил Адонаю, но до определенного времени. Есть моменты, которые вспоминать не хочется, однако они являются двигателями к тому состоянию, где он пребывает сейчас. И именно из-за них Люцифера стали называть не Высший, а Падший. Именно из-за этого за ним стали охотиться все Светлые Силы, а Темные, наоборот, с радостью приняли второго после Бога.
Падший выдохнул и вылез из ванны. Хоть и не хочется, но спать в едва нагревшемся мраморе — не выход. А спать о-очень хочется! Люц подошел к зеркалу и взглянул в свое отражение. На него смотрел высокий парень лет девятнадцати-двадцати, с светло-русыми волосами, потерявшими после долгого заключения свой золотистый оттенок и ставшие почти белыми. Голубые глаза с нескрываемым холодом смотрели на мир, не видя в нем ничего нового, уничтожающие всякого, кто шел против воли хозяина. Немного заостренные черты лица, делающие Падшего похожим на эльфов, хотя к этим гордецам Люц никакого отношения не имел.
Может, он был тогда не прав. Нужно бы остаться и принять волю Адоная. Все, вероятно, пошло нормально. Все бы остались живы. Сейчас же он… один. Один. После одного события, сильно поразившего Падшего, изменилась вся судьба. Его поймали каких-то два слабых Высших, да и он не сопротивлялся, добровольно желая принять смерть. А ему не дали погибнуть. Адонай наделил его бессмертием и отправил в заключение Междумирья. Любой бы погиб там, но он, Люцифер, выжил. Адонай не хотел, чтобы он освободился, и приложил к этому огромное количество усилий. Сделал цепи, которые не разбить бессмертному (неважно, Высшему или Падшему), оплел тело Люца побегами ядовитого растения, которое, пропарывая кожу, заражало кровь. В этом мраке, сделанном "самыми светлыми Силами", Падший провел больше тысячи лет. За время заключения он многое переосмыслил, но ненависть не исчезла — лишь притаилась где-то в глубине.
