Джон Норман - Гладиатор Гора
— Избейте его кнутом, — приказала она. — Потом вымойте, приведите в надлежащий вид и пришлите в мою комнату.
Меня поставили на ноги и, подхватив, поволокли прочь от нее.
— На колени, — приказал мужчина, указывая место перед тяжелой железной дверью в темном коридоре.
— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.
— Да, господин, — ответил я горестно.
Я не пробыл в доме Таймы и нескольких часов, как уже был подвешен на кольце для наказаний и хорошенько избит кнутом. Затем меня привели в маленькую клетку с низким потолком, где заперли. Полагаю, я пролежал там полчаса. Затем человек принес мне сосуд с водой и миску жидкой каши для рабов. Я не был голоден, но мне приказали есть, и, встав на колени, я выполнил приказ под наблюдением. Когда он посчитал, что я насытился, то заставил меня пройти с ним в теплую, влажную комнату. Там оказались встроенная ванна, цистерны с водой и сосуды с кипятком. Также там были полотенца и масла. Человек снял с меня ошейник и приказал опуститься в ванну.
Вода была слишком горячей, но я не осмелился возражать. Горианские хозяева не имеют привычки прислушиваться к чувствам рабов. Порабощенный мужчина с Земли, я был настолько глуп, что даже не знал, как принимать ванну. Смеясь, надсмотрщик объяснил мне предназначения полосканий и масел. Несмотря на испуг, мне понравился длительный процесс принятия ванны, который для горианцев является приятной процедурой. Весьма часто она происходит в публичных ваннах и служит способом общения.
Я избавился от запаха тюрьмы. Затем надушился туалетной водой и духами, которые считались подходящими для определенного типа мужчин-рабов. После этого мне дали белую шелковую тунику.
— Встань на колени, — приказал мне надсмотрщик. Я подчинился, и он надел на меня ошейник. Мы покинули комнату.
Меня провели по залам дома Таймы к входу в длинный темный коридор. Он охранялся двумя стражами, вооруженными пиками и мечами.
— Проходи вперед, раб, — приказал надсмотрщик.
— Да, господин, — ответил я.
Два стражника пошли за нами, не говоря ни слова. Коридор был длинный, с ответвлениями. Я ощущал босыми ногами ковровое покрытие.
— Поверни налево, — скомандовал человек, сопровождавший меня.
Я чувствовал стальной ошейник, застегнутый на шее, и шелк на моем теле.
— Теперь направо, — сказал человек.
Мы продолжали идти еще довольно долго.
— Остановись здесь, — наконец приказал надсмотрщик.
Мы замерли перед тяжелой железной дверью.
— Нам подождать? — спросил один из стражников.
— Необязательно, — ответил тот, что был со мной. — Этот человек — землянин.
Стражники понимающе кивнули.
— Встань на колени, — сказал человек, указывая место перед тяжелой, сделанной из железа дверью в коридоре.
— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.
— Да, господин, — проговорил я с отчаянием.
Надсмотрщик повернулся и пошел налево, сопровождаемый двумя стражниками. Они не оборачивались.
Я печально стоял на коленях, затем поднял руку, чтобы постучать в дверь, но рука опустилась. Я боялся стучать.
Пока я был заперт в камере, практически только один человек контролировал меня. Он следил за моим кормлением, надзирал за принятием ванны и за приготовлениями к тому, что должно было сейчас произойти. Он снимал мой ошейник, а потом заставлял меня встать на колени, застегивая его снова. Я знал, что он не вооружен, но все равно боялся и слушался его. Свободные люди были для меня хозяевами, свободные женщины — хозяйками.
Сначала четверо или пятеро человек надзирали за мной грубо и жестоко. Затем меня избили.
Они видели, как я кричал под хлыстом, умоляя о пощаде. Я полагаю, тогда они поняли — работорговцы понимают такие вещи, — больше одного человека не понадобится, чтобы присматривать за мной. Я был всего лишь землянин.
Испугавшись собственного бездействия, я слегка стукнул в дверь и сам с трудом услышал свой стук. Дрожа, опустил голову.
Потом я взглянул в коридор. Надсмотрщик и стражники уже исчезли. Он, конечно, вернулся к своим обязанностям, а стражники снова заняли свой пост. Я мог видеть их далеко в конце коридора. Они не боялись оставить меня одного у двери. В сущности, я был отконвоирован одним человеком. С таким же успехом я мог бы быть женщиной. Они оказывали мне не больше уважения, чем делали бы это в отношении беспомощной, слабой рабыни. Мне было стыдно. Но разве они не были правы? Разве мы, земляне, не приручаемся хорошо?
Дверь все еще не открывалась. Я был напуган. Мне ведь приказали обозначить свое присутствие.
Объятый ужасом, тяжело дыша, с колотящимся сердцем, я снова постучал в дверь, надеясь, что за ней никого нет.
— Кто там? — произнес рассеянный женский голос.
— Э-э, раб, — заикаясь проговорил я.
Госпожа открыла дверь и посмотрела на меня. В руке у нее были какие-то длинные желтые бумаги.
— Это Джейсон, не так ли? — произнесла она.
— Если госпоже угодно, — сказал я.
— Это то, что нужно, — молвила она, рассматривая меня.
Казалось, госпожа не замечала, что я был один в зале. Очевидно, она не видела в этом ничего необычного.
— Тебя должны были прислать ко мне в комнату сегодня вечером, так ведь?
— Да, госпожа.
— Входи, — приказала женщина. — Сними тунику и встань на колени около кушетки. Закрой дверь за собой.
— Да, госпожа, — ответил я.
На ней были позолоченные сандалии и длинное красное одеяние с высоким, богато украшенным воротом, застегнутым серебряной пряжкой.
Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Снял шелковую тунику, которую мне выдали, и, сложив ее, положил на пол. Затем, нагой, в ошейнике, встал на колени поблизости от кушетки.
Госпожа нагнулась над низким столом, спиной ко мне, и занялась бумагами. В правой руке она держала перо.
— Я разбираюсь в деталях завтрашних вечерних торгов, — сказала она.
— Да, госпожа.
Леди Тайма работала спокойно, вдумчиво. Иногда забирала одну бумагу из стопки и добавляла к ней другую. Время от времени делала какие-то пометки пером.
Прошло несколько часов. Я не беспокоил ее. Я знал, что госпожа работает. Она была деловой женщиной. Мне было интересно, не относится ли что-то в этих бумагах ко мне? Спросить, конечно, не осмеливался, так как хорошо усвоил: любопытство не подобает рабу. Если меня собираются продать завтра, я узнаю об этом, когда хозяева или хозяйки сочтут нужным, возможно лишь в последний момент, когда бирка для продажи уже будет привязана к моему ошейнику.
— Налей мне вина, Джейсон, — рассеянно сказала она. — Как рабыня.
