Тимофей Алексеев - Дети заката
— По твоим лучам, по твоему дыханию, которые несёшь в небесный мир, где всё сохраняется. Я просто узнаю, что ты несёшь в мир и кто ты.
— Ну кто я, это знаю. А что несу, поведай!
— Здесь как раз наоборот! Ты не знаешь, кто ты. Но я не могу тебе этого сказать. Ты сам должен разворошить свою память. Скажу только, что ты ратник и что несёшь в мир добрые дела. Но ты не напрягал свою память, не заставлял её работать.
— Интересно, но я не слышал, что можно вот так просто войти в человеческий разум.
Сохатый замолчал, вспоминая, что его когда-то учили в военном училище, вернее, знакомили с психологией и прочей, как он считал, дребеденью.
Ну, есть гадалки, ясновидцы, которым он, правда, совсем не верил. Чепуха! Один и тот же набор слов каждому человеку и внимательное слежение за человеческим лицом и глазами. И когда при каком-то слове или предложении человеческое состояние меняется, это не ускользает от внимания гадалки или ясновидца. От этого и начинают плясать, задавая такие вопросы, что человек, сам не чувствуя, рассказывает о себе всё. Но ему в это же время задаются второстепенные, ничего не значащие вопросы, которые он старается как-то объяснить себе. Отвлекаясь от настоящей темы, он забывает, о чем только что говорил, на какие вопросы отвечал.
— Да не можешь ты знать обо мне, чего я сам не знаю!
— Могу, Светояр…
— Меня зовут Евгений.
— Твоё имя Светояр! Отцом твоим дадено.
— А кто отец?
— Узнаешь сам…
От калитки послышались шаги, и в круг света влетел Коля Колесников. Он оглядел всех и с улыбкой было направился к Ведее, но ему преградил путь Леший.
— Садись, гостем будешь, сейчас чай вскипит. Поговорим, дела обсудим.
— Да, что-то много гостей у тебя в последнее время, Леший. И гости, скажу я тебе, странные. Вот, вижу, и русалка тоже к тебе пожаловала, а на неё уже розыск по области.
— Розыск, говоришь? Неужто Блин в милицию обратился?
— Да нет… Кто-то в городе двоих мужиков вчера подрезал, и раны точно такие, как у Блина с компанией. Ты не находишь, что это странно? А у тебя, гражданочка, паспорта, как я понимаю, тоже нет?…
— Мне не нужен паспорт, потому как вольная — не рабыня, никому не приписана.
— Да, дела… Ты вот что, Леший… Когда ты на секту подсел? Не замечал я этого… Кончай темнить. Расскажи, как есть. Я, может, пойму, вроде не дурак…
— А ты садись за стол. Чай попьём и поговорим — отчего не поговорить? Только странностей здесь много. Может, чего и не поймёшь, так не обессудь. И с чего ты взял, что это русалка, что это секта? И если даже русалка, так и я Леший… А про Блина и слушать не хочу! Был бы я там, я бы их за такие дела и утопил. А в городе кого подрезали и за что, не скажешь?
— Да два отморозка девку хотели снять на трассе, пешком она шла. Так она обоих разукрасила. Парни эти не из шпаны, вот розыск и объявили, а та как в воду канула… Даже лес заставили прочесать. Завтра сюда должен наряд приехать по моему рапорту, который я на Блина писал. Да им Блин до фени — в городе сына начальника налоговой службы подрезали да ещё чей-то отпрыск пострадал. Они сейчас нас наизнанку вывернут, искать заставят.
— Ну, так сдай, чего сидишь! Может, медаль дадут за то, что козлам помог. Без вины не режут, — проворчал Леший, усаживаясь напротив участкового.
— Сдать просто, человеком остаться непросто. А порой бывает почти невозможно: ни за что дерьмом вымажут и в твоих же протоколах выкатают, хрен отмоешься… Ничего уже понять не могу ни у вас, ни на работе. Блин вообще со своими свалил из села. Но может, это и к лучшему.
— А ты не бойся, воин, ты ведь не из пугливых, — сказала Ведея. — Во все времена были и есть люди, торгующие совестью, богами и Родиной. И во все времена есть гонения на честной люд, дерьмом ли вымажут, смолой. Только совесть… Если она есть у людей, её не вымажешь. Всегда в чистоте будут и душою те люди светлы, а знать, и помыслы их не корыстны. Я сейчас, когда опушкой леса шла, на осине гнездо пустое воронье видела. Разлетелись в мир, поспешили и сейчас рыщут где-нибудь по сараям да по чужим гнёздам в поисках добычи, потому как кормиться им тоже надобно, а каким способом — им без разницы. Так и люди есть и были, стае вороньей подобные… Брать деву силой — не велика удаль. Только в нашем мире это не принято, да и у вас тоже. И хорошо, что вы хоть это сохранили, и тут похожи наши нравы… Но не всегда над теми вершится правосудие… За десять веков почти не изменился княжий люд, всегда и всё им дозволено. А беды эти далеко своими корнями уходят в наше время, когда рабство привели христианское. Когда люд на колени поставили да крестили насильно в раба божьего, заставляя жить по писанию да выполнять заветы его. Разум постиг страхи ада, никем не виданные, и остался этот страх в душах. Да ещё помыслы красивые о райском житие, тоже никем не познанные… Только к тебе это не относится, потому что тебе воином на роду быть прописано. И тебе уже уготована жизнь другая, и опять воина, только в дружине Даждьбога, потому как ты не раб, а внук его и воин.
Ведея, сняв нож с шеи, подошла к Колесникову:
— На, если хочешь, сдавай меня своему князю, я безоружна. Ещё в пророчествах, передаваемых из уст в уста поколениями, сказано: «И вы будете народом великим, и победите вы весь свет, и растопчете роды иные, которые извлекают свои силы из камня, и творят чудеса — повозки без коней, и делают разные чудеса без кудесников. И тогда всякий из вас будет ходить словно кудесник, и пропитание для воинов будет создаваться с помощью заклятий. Но воины станут рабами многословия. И от многих тех словес вы лишитесь мужеств, и станете рабами дани и золотых монет, и за монеты захотите продаться врагам. И тогда боги скажут вам: „Любите Завет отца Ария! Он для вас — Свет Зелёный и жизнь! И любите друзей своих, и будьте мирными между родами“». Ну, а теперь бери нож! Что онемел? Тем троим я меты поставила. Отца только не трогай… Он в неведенье.
Участковый покрутил клинок в кожаных ножнах, вытянул его, попробовал отточенную сталь пальцем, и в глазах бывшего спецназовца вспыхнуло восхищение. Потом резко опустил нож в ножны.
— Да ну вас, ей-богу! Вы за кого меня принимаете? Они у меня тоже в печёнках сидят. А поучила — знать, за дело, неповадно будет впредь. Только кто вы? Неспокойно как-то стало…
Коля Колесников ушёл от Лешего, когда уже восток порозовел и птичье пенье несмело неслось из прибрежных кустов. Верилось и не верилось, но помочь он обещал, так как этими людьми руководили истинно человеческие чувства, которые не чужды любому честному человеку. Невзора нужно было переправить сегодня же утром на лодке к старым скитам. Милицейский «Прогресс» с двумя «Вихрями» за три часа домчит его туда. Леший муку и сахар приготовит к утру на лодочной станции. Только бы Сохатый не загулял. После разговора с Ведеей сумрачный стал. Почти не разговаривал, только слушал да всё голову зажимал своими ручищами, словно она у него болела. А может, вспоминал что? Самому-то ему сегодня нужно быть в райотделе. Сейчас ещё с Ольгой объясняться придётся: считай, уже утро, а он только идёт домой. На службу не свалишь, но и объяснять всё ей нельзя. Опять придётся терпеть сцены ревности и слёзы, которые он не мог переносить. Но дело есть дело… Да и отступать нельзя — он же воин… А как всё же хороша русалочка! Если её переодеть, то мисс Европе до неё как до Китая пешком.
