Ник Перумов - Черная кровь. Черный смерч
– Вот так, – хрипло проговорил Таши, вставая. Рута и остальные глядели на него с ужасом и восхищением. – Не дадут нам тут отсиживаться.
Вернулся бледный и посуровевший Чалох. Глянул на приключившийся разор, побледнел ещё больше и сразу же велел сниматься. Ему тоже в голову пришла мысль ползти в обход пастбища.
– А как же… – вякнула Пата, но Чалох сунул ей кулаком в рёбра, и разговоры прекратились. Таши инда завидно стало, как быстро охотник порядок навёл. Чалоху просто, Пата ему родная сестра, да ещё и меньшая. Он её и в детстве бивал, и сейчас право имеет.
Пошли. За спиной Таши порой раздавались сдавленные всхлипы, но в общем-то было довольно тихо.
Вот и край зарослям. Впереди – чистое поле. Смертное поле. И как подумаешь, что сам помогал с него кусты сводить… Эх!
– Лежать! И – никшнуть всем! – строго предупредил Чалох и кивнул Таши.
– Вы куда? – заскулили девки. – Нам тут одним стра-а-ашно…
– Мы глянем – и назад. – Ободрив таким образом приунывших бабёнок, мужчины поползли к узкому лазу, каких немало проделали в чертополохе шныряющие вокруг селения собаки.
Выползли шагов на десять вперёд, огляделись. Всё спокойно, никого нет. Диатриты куда-то попрятались. До самого окоёма – ни одной живой души. Только земля в отдалении усеяна полурасклёванными овечьими тушами. Куда ж вражины-то подевались? Руки стали мокрыми от пота. Ну, долго так сидеть нечего, надо прорываться.
Вернулись.
– Чисто вроде бы.
Да, впереди было чисто. Даже – обманчиво чисто. А вот ниже к реке слышалось алчное курлыканье диатрим. Карлики прочёсывали заросли – вот-вот могут и на их лежбище наткнуться.
Поползли. Рута, молодец, точно вьюн полевой стелется; а Пата, дурища, так зад отклячила, что за целое поприще видать. Остальные бабы и девки кто как справляются. Молчат, и на том спасибо.
До заветных ворот оставалось уже совсем немного, когда знакомое уже свиристение и клёкот раздались под самым боком. Тоже не прошли, гады, мимо бурьяна, спрятались, да как ловко! Уложили своих чудовищ, заставили шею вытянуть – и всё, за пару шагов ничего не разглядишь. Да и кто знал, что они так умеют, – птицы-то высоченные, за версту видать. А они затаились и поджидают, кто к ним пожалует.
Одна из птиц уже вскочила и бежала к ним, отмахивая с каждым обманчиво-неспешным шагом такие куски, что не верится даже тому, кто сам на это дело смотрит. Башка со зловещим клювом маячила на недоступной высоте; никаким копьём не дотянешься, хоть опять жди, пока она тебя клевать начнёт. А и напорется диатрима на острый дрын – что с того? Помощи ей недолго ждать; чуть не под самым носом у ползущих взметнуло лопухи, и как из-под земли полезла оттуда клювастая голова с гребнем жёстких перьев на макушке.
Пата заполошно взвизгнула и, потеряв голову, окарачь бросилась к городьбе. Другие бабы, понимая, что спасение в ногах, вскочили и припустили рысью.
Сделать можно было только одно: задержать гадин хоть на полмига, авось успеет кто из женщин спастись. Вон они, ворота, открыты, влетай с разбегу, а птицу, коли дуриком сунется, Ромар с Матхи найдут чем попотчевать.
Удивительно много мыслей пролетает в голове в такие мгновения, разные мысли, горькие и светлые, но никогда не мешающие делать дело или хотя бы умереть достойно. Двумя руками Таши поднял загонное копьё, приготовился принять на кремень смертельный удар. И тут из травы, совсем рядом с неловко подымающейся диатримой, вынырнул Чалох. С громким хаканьем, словно дерево валил, метнул боевой топор в недоступную уже голову, прямо в золотую радугу глаза. А сам уже не успел ни отпрыгнуть, ни отшатнуться. Окривевшая птица заметалась, не слушая воплей наездника, свирепо и неточно избивая клювом упавшего охотника, потом метнулась в сторону и сослепу столкнулась с той хищницей, которую ждал Таши. Птицы повалились одна на другую, мгновенно сплетясь в клекочущий клубок.
Таши швырнул в упавших свою жердину и, не глядя, попал куда или нет, рванулся вслед за удирающими бабами, только ветер в ушах свистнул. В три прыжка догнал толстозадую Пату, ухватил за руку, потащил чуть не волоком. Серьёзного урона упавшие диатримы не понесли. Карлики быстро сумели поднять своих птиц, устремившись в погоню. Другие женщины уже влетали в открытый проём ворот, поэтому гнались только за Таши и Патой. Пата словно во сне перебирала короткими ногами, а сзади уже слышались тугие удары мозолистых птичьих лап: словно палкой пыль из старой шкуры выбивают.
И всё-таки успели, проскочили, под самым носом у бегающей смерти. Поостереглись диатриты близко к воротам подходить, научились кой-чему после первого приступа. Пата при всех Таши на шею кинулась, слёзы – в три ручья, ровно Великую оживить решила. Приблизился Бойша – по плечу молча хлопнул.
– Чалох всех выручил, – сказал Таши.
– Видел, – кивнул вождь. – Но и ты молодец.
Крага подошла, положила на Ташино плечо морщинистую ладонь. Сказала строго:
– Будешь у меня внуком, заместо Чалоха.
А Тейко в стороне отстоялся.
– Хорош, хорош, нечего сказать! – распекал Ромар Таши, когда они медленно шли прочь от ворот. – Попёрся, значит. Да если бы не ты, отлежались бы бабы, как есть бы отлежались!..
– Не… – Таши помотал головой. – Не отлежались бы. Они ж не знали ничего, шумели, только что песни не орали. Нашли бы их мигом и расклевали.
– Может – да, а может – и нет, – оборвал Ромар. – Всё равно. Для рода их смерть – ещё не гибель…
– А моя что – гибель? – удивился Таши.
– Может, и так, – Ромар был очень серьёзен. – Твоя и Уники. Чует сердце – придётся нам троим роду послужить. Потому что завязли мы крепко. Ратной силой с диатритами не совладаем – помяни моё слово.
– Бойша про ночной поход говорил…
– Говорил. Да только не будет от этого толку. Пособи Лар людей назад привести.
– Да мы справимся! – самоуверенно бросил Таши. – Ты же слышал, Рута рассказывала, я один сумел диатриму прикончить. Просто оружие на них надо иное, чем обычно в бой берём.
– Справитесь?! – безрукий колдун сверкнул очами. – Не слышал, что я у ворот говорил?
– Слышать-то слышал, но ведь не бывает так, чтобы сделать вовсе ничего нельзя было! Может, пал на птиц пустить!.. Дождей так и не было, степь пересохла, займётся хорошо.
– Пал пустить? Мысль добрая, – оживился Ромар. – Я подумаю. Глядишь, поможет оборониться.
Томительно медленно тянулся день. Плакали дети – пить хочется, а матери гонят от глиняных корчаг. До ночи запас не обновишь. Бойша, Матхи, Ромар, Стакн и несколько старейшин вкупе с самыми опытными охотниками закрылись в доме вождя, что-то обсуждая. Таши в сотый раз рассказывал молодым парням, как сумел уложить диатриму. Воины примеряли по руке загонные копья, недовольно морщились: не то оружие, чтобы в бою им ловко управляться. А ради одного удара такую тяготу тащить тоже обидно.
