Кира Стрельникова - Дикая и опасная
В следующий момент я снова оказалась у него на руках и возмущенно забарахталась, сыпля трехэтажными непечатными, а этот гад сделал вид, что споткнулся! Ну я испуганно вдохнула и рефлекторно ухватилась за его шею, заткнувшись на полуслове.
— Вот так лучше, — весело известили меня, и Верден продолжил путь в душевую. — Сонька, не бузи. — Он открыл дверь, поставил меня на пол, придержав за талию, и закрыл шпингалет.
Меня начало трясти от разгорающейся ярости, но что-либо сказать я опять не успела: меня мягко, но настойчиво подтолкнули к душевой кабинке, и Верден включил воду. Массаж тугими горячими струями очень взбодрил, придав сил. Я резко развернулась, стиснув пальцы так, что ногти вонзились в ладони, и впилась в лицо альбиноса сузившимися глазами.
— Ну и что дальше?! — выплюнула я. — Думаешь, разок переспала с тобой и теперь имеешь на меня все права, да?! — Мой голос шипел, как вода на раскаленной сковородке. — Типа, там, отношения, вся фигня?!
— Нет, — спокойно оборвал он мою тираду, не отводя взгляда, и его ладонь уперлась в кафель рядом с моей головой.
Честно, я растерялась от этого простого и емкого ответа, и ярость сдулась, как воздушный шарик.
— Что?.. — переспросила, вконец перестав понимать этого красноглазого демона.
— Не считаю, что имею на тебя какие-то права, — охотно повторил он и слегка улыбнулся. — И в отношения играть не собираюсь.
— А-а-а… — очень содержательно ответила я, хлопая ресницами, как блондинка при виде квадратного уравнения.
— А чего ты ожидала, Сонь? — Он пожал плечами, его улыбка стала шире. — Что теперь буду взасос целоваться с тобой при всех, активно лапая за все выступающие части тела и обозначая, что между нами что-то есть? — Светлая бровь изогнулась, в голосе Вердена послышалась веселая ирония. Его вся ситуация и моя реакция просто забавляли! С-скотина беловолосая… — Или, может, патетичного опускания на колено, бархатной коробочки и посещения загса? — Я вздрогнула, придя в ужас от описанной картинки, и замотала головой, разбрызгивая воду с мокрых волос. — Мм, предположу, что моего категоричного заявления из разряда «собирай вещи, будешь у меня жить»? — продолжал он кривляться, только вот после его последних слов повисла пауза, потому что я внезапно осознала, что из всей сказанной белиберды вот конкретно эта опасно близка к реальному положению дел.
Верден нагнулся, я испуганно отшатнулась, коснувшись спиной кафеля, и несильно стукнулась затылком о стену — ч-ч-черт, лучше контролировать себя надо, дорогуша! Тут же вторая ладонь Тима легла на пострадавшую часть, и его лицо стало еще на пару сантиметров ближе, почти нос к носу с моим.
— Хотя, знаешь, последнее, пожалуй, неплохо звучит, — задумчиво обронил он.
Его голос опять приобрел глубину и тягучесть, и я напряглась, моментально почувствовав опасность: Верден включил нахального и наглого типа, берущего, что ему надо, не спрашивая, а в сочетании с этими нотками и красноречивым взглядом сработало не хуже детонатора на мои еще не совсем успокоившиеся эмоции и желания. Тело вздумало артачиться, тут же охотно отозвавшись на провокацию, и пришлось до хруста стиснуть зубы.
— На фиг пошел, — твердо ответила я. — Только через мой труп я пропишусь у тебя на пээмже.
В ответ раздался смешок, Тим прижался ко мне, и его ладонь с затылка медленно переместилась на мое плечо, плавно скользя по мокрой коже, потом вдоль руки до локтя и ловко нырнула на талию. Пальцы Вердена легко пробежались но пояснице и замерли на моей пятой точке. Мм, я отвлеклась, завороженно прислушиваясь к новой гамме ощущений — прикосновения под струями воды чувствовались чуть по-иному, но оттого не менее… возбуждающе.
— Тебе учиться еще два с половиной года, — ласково известил меня об очевидном факте Тим, собрав губами капельки воды с шеи, что заставило меня тихо ругнуться и крепко зажмуриться — стоять спокойно выдержки хватало, а вот загасить в глазах настоящую свою реакцию вряд ли получится. Я снова хотела этого невозможного человека, отрицать бесполезно. — А потом все равно все вместе жить будем.
Последняя фраза привела в чувство покруче ледяного душа. Что там я говорила об опасности слишком частой близости с альбиносом?
— Чудесной шведской семьей?! — взвилась я, уперев ладони ему в грудь, но пальцы скользнули по мокрой коже, слегка царапнув ее, и, судя по резкому выдоху Вердена, это ему понравилось. Извращенец, точно. — Тебе конкретно объяснить, что НИЧЕГО между нами не будет и куда можешь засунуть себе все мысли на этот счет? — Я заводилась все сильнее, злость и желание намертво перемешались, но балом правили совсем не они, а упрямство и проснувшийся страх. — Да, все было отлично, спасибо, что избавил от страхов, но я не буду больше спать с тобой, точка, все, ясно? — выпалила на одном дыхании, всерьез опасаясь его ответа на мой всплеск.
Реально испугалась до чертиков и нервной икоты. И даже не того, что он отберет у меня пресловутую свободу и заставит играть в какие-то нелепые отношения, пародию на любовь-морковь. Нет. Я вспомнила, как совсем недавно плавилась в его руках, позволяя делать все что угодно, добровольно вручив ему власть над собственным телом, и какой ловила от всего этого кайф, и… Стало страшно, потому что это почище наркотика. Возможность быть самой собой хотя бы в подобные редкие часы, когда ни перед кем не надо притворяться и выглядеть старше, чем есть на самом деле, слишком притягательная, прямо-таки опасно манящая, и неизбежно вызовет привыкание, а я… Я не хотела привыкать, ни к Вердену, ни к кому вообще. Уж особенно к Вердену. Потому что, когда есть любовь хотя бы с одной стороны, человеком можно манипулировать в своих интересах, держать на некотором расстоянии, причинять боль от предательства или наоборот, окутать нежностями и прочими сантиментами…
Между нами любви не было. Было непонятное притяжение, настолько сильное, что сопротивляться оказалось крайне сложно, несмотря на все мои выбрыки и попытки сохранить дистанцию. Более того, влюбленного можно обмануть, можно использовать его чувства. Можно держать в счастливом неведении относительно реальных мотивов своих поступков, все равно будет верить и прощать. Я же могла испытывать к Тиму что угодно, кроме любви, могла делать что хочу, вести себя как заблагорассудится, и это никак не изменит существующего положения вещей. Так же, как и он мог быть каким угодно, хоть белым и пушистым, хоть зеленым и лысым рядом со мной. Абсолютно фиолетово, что очень точно отражало суть странной связи между нами. Секс являлся только приятным дополнением, красивой и удобной рамкой, служившей для оформления того, что происходило на самом деле.