Орден Змей (СИ) - Ершов Евгений

А испуганная Вера рассказала мне, что стряслось. Я-то первым делом подумал на аптекаря Юхневича, но оказалось, что он ни при чем, по крайней мере так пока казалось. Барышня поведала, смущаясь, что Шамон каждое утро заходил за ней и они вместе отправлялись на учебу. Илья доводил Веру в Женскую гимназию, а сам бежал на площадь в Училище.

Вот только сегодня он за ней не зашел, и она, почувствовав неладное, побежала на Никольскую улицу к Шамонкиным, но выяснилось, что Илья пропал еще вчера вечером, а полиция уже искала пропавшего мальчишку. После этого Барышня и прибежала к Заморовым, а Генка потащил ее в семинарию. Там щуплый Генка пригрозил собравшимся во дворе ученикам арбалетом, и они быстренько сдали виновного.

— Генка, погоди, остановись, — попытался я образумить разошедшегося друга.

— Ублюдок, — Заморыш еще раз зарядил по лежащему телу, и наконец прекратил экзекуцию.

— Расскажи еще раз, — обратился я к ученику и помог его встать.

— Демоны проклятые! — начал было незадачливый ученик, но Генка навел на него арбалет, и тот с истинно христианским смирением продолжил. — В общем, вчера мы с Шамоном захотели выпить. Ну то есть я его развел, чтобы он пошел и попробовал купить водки или вина. Он вон какой лоб огромный. Ну и пошли мы в ренсковый погреб к Нерестову.

— И? — недоуменно поднял я бровь.

— Что и? Всё, он оттуда и не вышел. Я его подождал еще сколько-то, ну и пошел домой.

— Ты нормальный вообще? почему никому не сказал? — кулаки зачесались уже у меня, но чудом сдержался. — Погреб на Астраханской?

— Да, Нерестов Сергей Ферапонтович, любитель Пушкина, — сжавшись под моим взглядом, отрапортовал парень, видать, меня он больше испугался. Я в последнее время пошел в рост, в отличие от Генки, но отставал от Васьки Старика.

— Надо идти туда, скорее! — воскликнула Вера.

— Я с тобой еще не закончил, — пригрозил, уходя, воинственный Генка поповичу.

На выходе из семинарии столкнулись с запыхавшимся Васькой и уже по дороге обрисовали ему ситуацию.

— Придется вламываться, — недовольно скривился Старик.

— А что еще делать-то?! — бросил Генка, бежавший впереди.

— Почему он «любитель Пушкина»? — спросила Барышня.

— Да говорят, вечно цитирует Александра Сергеевича, еще у него в лавке портрет его висит, — ответил я.

— И стихи на стенах развешаны, будто в избе-читальне, — добавил Старик.

— Вы-то откуда знаете? — подозрительно глядя на нас, ну, насколько это можно сделать на бегу, спросила Вера.

— Да это всем известно, — пожал плечами Васька.

— Лимонад у него, и бакалея — чай, сахар, кофе, — сказал я.

«Ренсковый погреб и бакалейная торговля Нерестова», гласила выцветшая вывеска над заведением Сергея Ферапотновича. На открытых створках деревянных дверей красовались по центру портреты Пушкина, выше и ниже которых — бутылки, пачки с чаем, сахарные головы. В окне, богато украшенном, можно было убедиться, что всё это и многое другое действительно присутствует. Был даже и Пушкин, вернее, его бюст.

Митра остался на улице, а стеклянная дверь отворилась, звякнув колокольчиками, и с широкой улыбкой за стойкой материализовался сам хозяин, мужчина средних лет, изысканный и свежий.

— как заправский декламатор начал Нерестов.

Говоря это, хозяин светился от удовольствия. Я заткнул рот попытавшемуся крикнуть что-то резкое Генке, а Васька вежливо спросил.

— И вам здравствуйте, Сергей Ферапонтович. У нас тут друг пропал, Илья Шамонкин. Говорят, он к вам вчера вечером заходил. Не видели его? Крупный такой.

— Знаю, знаю. Тот еще богатырь. Как же там было… — он задумался.

От восторга он чуть не подпрыгивал и захлопал в ладоши. Выглядело это очень странно. Нерестова я знал, покупая порой у него бакалейные товары для Заморовых, и он всегда был эксцентричным, но сейчас будто был не в себе. Генка вырвался из моих рук, и начал, не стесняясь в выражениях, обвинять Нерестова в пропаже Шамона. Тот лишь отсмеивался в ответ, каждый раз цитируя что-нибудь подходящее из Пушкина.

Я огляделся. Справа на стене привычно висела цитата из «Евгения Онегина», вырезанная на дереве по заказу, вместе с таким же профилем поэта:

Васька тоже вмешался в спор, пытаясь перевести его в более спокойное русло. Вера также растерянно оглядывалась, не зная, что же теперь предпринять. Потянув меня за рукав, она кивком указала на противоположную сторону лавки. На полу были следы разлитой жидкости, наклонившись, я увидел осколки стекла и какие-то крошки, еще дальше, в самом углу — наскоро заметенные осколки, чай, опять крошки.

Остальные были сильно увлечены спором, и Нерестов цитировал уже что-то воинственное («Враги мои, покамест я ни слова… И, кажется, мой быстрый гнев угас…»). Пододвинув к стойке один из ящиков, я встал на него и перегнулся через стойку — там, невидимый для посетителей, царил полный бардак. Похоже, руки до уборки не дошли.

Я еле увернулся от бутылки, которой с размаху пытался меня огреть бакалейщик. При этом он кричал:

Я свалился на пол, Васька с Генкой бросились на Нерестова, а Вера впустила лаявшего Митрофана. Всё произошло настолько быстро, что, когда я поднялся на ноги, мне пришлось только остановить пса, чтобы он не разорвал хозяина ренскового погреба. Друзья надежно удерживали мужчину, который не унимался:

— Заткните его кто-нибудь, — крикнул я, имея ввиду, что надо вставить Нерестову кляп в рот.

Но Генка понял по-своему и, пока никто не успел и глазом моргнуть, разбил бутылку вина о голову хозяина.

— Остановите уже этого садиста! — взмолился я. — Васька, входная дверь!

Дверь закрыли и оставили сторожить Митру.

— Вроде дышит, — Генка, как заправский врач, проверил пульс у Нерестова.

— Добивать не надо, — схватил Старик его руку, — Заморыш, правда, остановись уже.

— Что я, сумасшедший что ли? — возмутился тот.