Генри Каттнер - Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности
— Он чего-нибудь стоит?
— Да. Харкеры немало заплатят вам за скрытие этой информации.
— Харкеры? Почему?
— Чтобы я не смог организовать новую колонию, — сказал Хейл, и руки его, лежавшие на столе, медленно раскрылись. — Вот почему. Я начал эту колонию после того, как ваш отец… После того, как он исчез. Я пошел вперед. Начинали мы маленькой группой тех, кто верил в меня. Мало их осталось в живых. Жизнь тут вначале была нелегкой.
— Сейчас она не кажется такой, — сказал Сэм.
— Сейчас? Она и есть не такая. Колония ослабла. Но видите ли… Харкеры пытались помешать мне основать колонию. Не смогли. И после того, как колония появилась, они не посмели дать ей погибнуть. Они ведь хотят со временем колонизировать Венеру и не хотят, чтобы психологический эффект от гибели нашей колонии помешал им. Они не хотят, чтобы мы погибли, но и не дают нам двигаться вперед. И вот…
— Да?
— Истощение. Мы тяжело трудились первые годы. Мы не победили джунгли, но начали. Мы расчистили место и построили колонию. Мы сражались за каждый шаг, и джунгли пытались отбросить нас назад. Но мы продолжали идти вперед. И когда мы готовы были основать новую колонию, Харкеры помешали нам.
Они лишили нас снабжения.
Они лишили нас добровольцев.
В соответствии с договором мы должны давать ежегодную прибыль. Иначе правительство имеет право взять руководство на себя. Они не смогли отстранить меня, но зато смогли сделать так, чтобы колония не давала прибыли. Вот что они сделали 34 года назад. С тех пор правительство распоряжается здесь, поддерживая status quo.
Они управляют. Они дают нам столько припасов, чтобы мы не погибли. Но этого недостаточно, чтобы мы могли пойти вперед. Они не хотят, чтобы мы шли вперед, — из-за риска неудачи. Они хотят подождать, пока не будет никакого риска. А это время никогда не наступит.
Хейл посмотрел на Сэма, в его глазах разгорелся огонь. Говорил ли он с Джоэлем Ридом или с Сэмом? Трудно сказать. Несомненно, он сказал больше, чем сказал бы случайному посетителю.
— У меня связаны руки, — продолжал Хейл. — Номинально я губернатор. Номинально. Все здесь остановилось. Если бы у меня был патент… если бы я мог начать другую колонию… — он замолчал, глядя на Сэма из-под сдвинутых бровей. — Но мне не дадут патент. Понимаете теперь, как важен ваш патент? Харкеры немало заплатят вам за него.
Вот в чем причина. Вот почему он так много сказал. Хейл кончил, но он не смотрел на Сэма. Он сидел неподвижно за своим столом, ожидая. Но не просил и не спорил.
Что он мог предложить стоявшему перед ним человеку? Но Харкеры дадут больше. Участие в новой колонии? К тому времени, как она начинает приносить прибыль, любой короткоживущий будет давно мертв. Неожиданно Сэм сказал:
— Что вы сделаете с патентом, губернатор?
— Начну заново. Я не смогу вам много заплатить. Могу взять потом взаймы, но прибыли придется ждать долго. Вначале потребуется очень много ждать. На Венере колонии должны расширяться. Это единственный путь. Теперь я знаю.
— Но что, если вы потерпите поражение? Ведь правительство снова придет к руководству — и все снова?
Хейл молчал.
Сэм сказал:
— Вам понадобятся большие средства, чтобы начать новую колонию. Вы…
— Не спорю, — сказал Хейл. — Я сказал вам, что Харкеры дадут больше.
Настала очередь Сэма молчать. Десятки возможностей возникали в его мозгу — десятки возможностей раздобыть деньги, перехитрить Харкеров, развернуть пропаганду, сделать следующую колонию успешной, несмотря на противодействие. Он сумеет сделать это. Перед ним теперь все время в мире.
Хейл следил за ним, сквозь фаталистическое уныние, с которым он говорил раньше, начала пробиваться надежда. Сэм снова удивился этому человеку. Со всей своей долгой жизнью, со всей своей зрелостью, которая была результатом жизненного опыта, он однажды обратился к Сэму Риду и готов был обратиться снова, а ведь Сэм Рид для него — короткоживущий, невзрослый до степени детскости, с точки зрения бессмертного. Хейл признавал, что его любимое детище потерпит неудачу, если не этот человек, короткоживущий, как кошка, и с таким же кругозором.
Почему?
Смутная параллель с социальной историей Старой Земли пришла Сэму в голову. Когда-то Сэм вычитал теорию о том, что в давние времена на Земле монгольские орды были настолько обессилены своим быстрым расширением, что не смогли больше играть активную роль в истории. Со всеми ресурсами, которыми располагала их территория, народ сам по себе не в силах что-либо сделать, если не появятся какие-то люди с инициативой.
Возможно, то же самое произошло с Робином Хейлом. Он был единственным живым человеком, который сражался вместе с вольными товарищами. Растратил ли он в эти суровые годы свою инициативу? Он располагал столетиями опыта, знаний, аккумулированной зрелости, но у него не было единственного качества, которое позволяло пустить все это в ход.
Этим качеством в изобилии обладал Сэм. И вдруг ему пришло в голову, что из всех живущих он единственный им обладает. У Хейла долгая жизнь, но нет воли для использования ее. У остальных бессмертных достаточно инициативы, но…
— Если мы будем ждать семей, никогда не наступит время действий, сказал Сэм вслух удивленно, как будто такая мысль никогда раньше не приходила ему в голову.
— Конечно, нет. — Хейл был спокоен. — Возможно, уже сейчас слишком поздно.
Сэм едва слышал его.
— Они думают, что правы, — продолжал он, исследуя новую концепцию. Но они не хотят перемен. Они будут ждать до тех пор, пока не поймут, что ждали слишком долго, и тогда они, может быть, будут даже слегка рады этому. Они консервативны. Люди у власти всегда консервативны. Любое изменение для них к худшему.
— Это относится и к населению башен, — сказал Хейл. Что мы можем предложить ему такого, что сравнилось бы с тем, что оно имеет. Комфорт, безопасность, цивилизованная жизнь. А у нас опасности, тяжелая работа и надежда через столетия создать такие условия, которыми они сейчас окружены под водой без всяких усилий. Никто из них не доживет до плодов своего труда, даже если они поймут необходимость изменений.
— Однажды они отозвались, — напомнил Сэм. — Когда мой отец предложил первый план колонии.
— О, да. Есть множество недовольных. Они понимают, что теряют что-то. Но одно дело — говорить о романтике и приключениях и совсем другое испытывать опасности и тяжелую работу. Этим людям не хватает толчка. Пионеры становятся пионерами, потому что условия дома невыносимы или потому что условия в другом месте выглядят более обещающими или… или если появляется Грааль, Святая земля или что-нибудь в этом роде. Здесь дело идет о спасении человеческой расы, но нет ясной и видимой цели.
