Юрий Ижевчанин - Первая колония
— Кое-что дало, но я почувствовал, что скорее мне полезнее было бы поучиться у Древних Проклятых, если бы это было возможно.
— Ты готов взять знания у самого Князя? Но ведь когда Кришна что-то дает, он всегда обманет.
— Проклятые и Князь — не одно и то же, твое высочество. Наша семья всегда славилась своим благочестием, и от этого мы не отступим. А вот Монастыри уже зажирели, начали его терять.
Принц почувствовал, что в разговоре произошли сразу два сбоя. Он допустил ошибку, сославшись на Кришну и тем самым впав в демагогию, а то и в аргументы от насилия. "Да! Оставалось только пригрозить ему Имперским Судом!" — мысленно беспощадно высек себя за эту ошибку принц. Но моментально ошибкой ответил и ученый, начав облыжно обвинять Монастыри и показав бесовскую гордыню своей семьи.
— Ну так перейдем к делу. Что же такого… ценного изобрела ваша семья, что развивает в дремучих лесах уже почти век?
Ученый почувствовал паузу перед словом "ценное". Он понял, что принц намекает на известный вид сумасшествия среди ученых: сверхценные идеи. Ученого это еще больше взбесило.
— А вот погляди.
Ученый снял полог с клетки, которую он принес. В клетке сидела сова.
Принца передернуло. Эти птицы служили символом мудрости и одновременно темных сил. У Каменщиков в схронах в комнатах Высших Мастеров стояли клетки с совами, а в общем зале несколько чучел сов, как олицетворений Чистого Разума и острых глаз, которые видят в темноте. Принц сделал Хирристрину тайный знак Каменщиков. Хирристрин ничего не понял, и у принца чуть отлегло от сердца. Но пережитый им страх перед тем, что его волю уже начали насиловать Каменщики, сказался на дальнейшем разговоре. Маятник качнулся в обратную сторону: так этих сумасшедших даже Каменщики не поддерживают! Ну уже практически все ясно.
— Чем же эта сова необычна? — раздался голос Арлиссы, которая почувствовала, что принц на грани неподобающего ему приступа гнева и решила дать ему передышку, взяв разговор в свои руки.
— А женского ли ума это дело? — высокомерно ответил также стоящий на грани взрыва Хирристрин.
— Если Я и князь Клингор не стыдимся с ней советоваться по самым сложным вопросам, если королева Толтисса признала ее мудрой женой, то уж не тебе, ничтожество, унижать ее ум! — процедил принц, не удержавшись от уничижительного эпитета.
— Ну ладно, мудрейшая из жен! — демонстративно-смиренно ответил ученый, практически не скрывая ехидства. — Совы так же относятся к птицам, как ты к другим женщинам. Это самые умные из птиц.
— А я слышала, что самые умные из них — вСроны, — задумчиво сказала Арлисса, практически не обидевшись.
— Может быть, сто лет назад это так и было. А теперь это наши совы.
— Ну и чем же мне помогут умные совы в тяжелых битвах и в управлении государством? Я буду держать их при себе в качестве советников? — уже прямо издеваясь, спросил принц.
— Умных советников всегда мало, — дерзко отпарировал ученый. — А мои совы действительно помогут тебе и в том, и другом. И не только в этом.
— Сколько я знаю, там, на Юге, лесов мало, все больше горы, степи и море, так что твои лесные совы мне мало понадобятся. А для охоты я беру с собой своих соколов. — продолжил принц, которого эта ситуация уже стала веселить.
Арлисса с облегчением поняла, что опасность взрыва со стороны мужа прошла. Но ее грызло некоторое сомнение: она чувствовала, что принц уже принял решение выставить ученого вон с позором, если только тот в последний момент не покажет нечто совершенно необычное. А ей еще не было ясно до конца, нет ли под всем этим чего-то действительно неординарного и полезного.
— У тебя есть соколы, которые умеют только хватать дичь. У тебя есть глупые голуби, которые знают только свою родную голубятню. А эта птица может многое. Возьми, принц, этот свисток и кусочек сырого мяса, что я принес, и отойди в другой конец комнаты.
Принц, внутренне улыбаясь, взял свисток и кусочек мяса и отошел. Хирристрин достал из клетки сову, погладил ее по голове и дал ей кусочек мяса. Сова доверчиво уселась у него на плече.
— Помани ее мясом, твое высочество.
Принц, уже развеселившись внутренне, поманил ее. Естественно, сова не двинулась с места.
— А теперь посвисти.
Свисток издал тихое противное шипение. Сова насторожила уши и полетела к принцу.
— Дай ей кусочек мяса, похвали и погладь по голове, — велел Хирристрин.
Принц, уже окончательно придя в хорошее настроение, проделал все это, затем подошел к ученому, отдал ему сову и твердо сказал:
— И ты этими фокусами хотел привлечь мое внимание да еще, наверно, выпросить золото? Любая собака может гораздо больше и тоже не польстится на угощение, пока ей не дадут сигнала. Сова заслужила ласку, а ты заслужил порку за дерзость и глупость. Но я тебя пороть не стану из уважения к твоему ученому званию. Убирайся вон и больше не приходи.
Ученый этого не ожидал. Он как-то осел, опять закрыл клетку с совой покрывалом и, шатаясь, вышел.
— Очень уж строго ты с ним обошелся, муженек! — вздохнула Арлисса. — Может быть, в этом и есть что-то.
— Нам не до того, чтобы заниматься глупыми фокусами, — поцеловал ее принц. — Забудем об этом. Пойдем посмотрим, как наши люди справляются с испытанием праздником.
Проблема с голубиной почтой всем известна: связь односторонняя. Голуби, действительно, исключительно тупые существа с одной извилиной в мозгу, которая ведет их обратно к родной голубятне. В этом мире за несколько десятков тысяч лет вывели догоподобных собак, которые чувствовали издали хозяина и могли его найти верст за двадцать в горах или в лесах. Но они тоже были почти односторонней связью: тесный психический контакт они могли установить чаще всего с одним человеком, в самом лучшем случае с парой людей, и для двусторонней связи нужно было иметь этих двух людей на двух противоположных концах, да, вдобавок, требовалась еще высокая психическая дисциплина от обоих. Собака была обучена, а не выдрессирована. Она жила одними чувствами с хозяевами. Если отославший ее давал волю дурным чувствам, она возвращалась к нему утешать любимого хозяина. Другие способности собак и коней за десятки тысяч лет отбора и обучения также были сильно усовершенствованы. Так что когда принц говорил о собаках, он говорил действительно об умных и любящих существах, которых и животными-то называть уже было стыдновато. Свободные люди цинично шутили, что собаки выше рабов.
Развитие собак привело и к проблемам. Большинство пород собак можно было передать другому хозяину лишь в щенячьем возрасте поиска хозяина (от одного до двух месяцев). Привыкнув к хозяину, они уже не могли перейти к другому человеку: слишком тесная связь устанавливалась у собаки с хозяином. Часто эта связь была двусторонней, и порою человек переживал смерть любимой собаки сильнее, чем смерть детей. По причине такой тесной связи, почти никогда человек не мог иметь более двух психически связанных с ним собак.
