Норман Хьюз - Сердце врага
Нет, вряд ли очень давно. Такого медведя трудно не заметить…
— Как… как ты нас нашел?
Северянин расхохотался.
— Что искать — вот спрятаться от вас было бы труднее! Весь Коршен поставили на уши… Часто у тебя — такое?
— Хочешь сказать, я непристойно себя веду? — Палома неожиданно пришла в воинственное настроение. — Ты это хочешь сказать, да? Позорю честное имя… Веду себя неподобающе для женщины…
Киммериец пожал широченными плечами.
— Да делай, что хочешь — мне-то что? Почему-то это разъярило ее еще сильнее.
— Значит, тебе дела нет?! Никому нет дела… всем все равно, да?
Несколько мгновений он пристально смотрел на нее. Затем вдруг поднялся с места, нависая над ней, точно скала.
— А ну-ка пойдем…
— Эй! Эй, куда ты ее ведешь? — кто-то из собутыльников попытался воспротивиться. Другие же, включая Эрверда, были слишком пьяны, чтобы что-то замечать.
— Пойдем, — жестко повторил Конан. И, неожиданно для самой себя, Палома подчинилась.
Нетвердой походкой, цепляясь за своего спутника, она вышла во двор таверны. Ночь, влажная и прохладная, окутала ее, словно плащом. Наемнице сразу стало холодно. Она хотела было что-то сказать, потребовать, чтобы он вернул ее на месте… Но не успела.
Железная рука ухватила ее за плечо, потащила куда-то — и Палома внезапно почувствовала, как ноги ее отрываются от земли.
А затем…
Тьфу, проклятье! Вода!.. Ах ты….
Ругаясь и отплевываясь, она выбралась из огромной бочки с дождевой водой, куда окунул наемницу ее мучитель.
Первым порывом было выхватить нож и наброситься на него… она даже сделала первый шаг на подкашивающихся ногах… И вдруг расхохоталась.
Представила себе, до чего нелепо, должно быть, выглядит сейчас со стороны. Мокрая до нитки, с обвисшими волосами. Под сапогами расплывалась огромная лужа…
Девушка с подозрением уставилась на своего спутника, невозмутимо ожидавшего ее дальнейших действий. Несколько мгновений сосредоточенно размышляла и неожиданно спросила:
— Скажи, мне мерещится, или я и вправду болтала о том, чтобы вернуться в Тору к Амальрику?..
Конан молча кивнул.
— Тогда… спасибо, что привел меня в чувство. Давно пора. Хочешь выпить по такому случаю?
— Нет. И тебе не советую. Хватит уже.
— Тоже мне, нянька нашлась! — Она попыталась сделать вид, что обиделась, но это получалось плохо, и, обреченно пожав плечами, ибо ясно стало, что празднику все же наступил конец, поинтересовалась: — Сколько времени я… мы…
— Шестой день.
— И что?
Он понял смысл вопроса.
— Искали тебя. От графа Лаварро приходили — приглашает погостить в замке. Еще из суда был посланец. Обвинение снято, ты свободна… Ах, да. Эвлалия тоже хотела тебя видеть…
Он замолчал.
— Всё?
Одно короткое слово — но оно далось ей тяжелее всего.
Вместо ответа Конан приобнял ее за плечи.
— Пойдем, ты вся мокрая, замерзнешь. Там паланкин на заднем дворе…
Она безвольно позволила ему увести себя, посадить в носилки. Киммериец заботливо укутал ее в меховую накидку. Когда он уселся напротив, в паланкине сразу стало очень тесно. Палома посмотрела на него.
— Ты славный парень, северянин. Что ты делаешь здесь?
— Здесь? Или вообще в Коршене? Или…
— Или.
Киммериец немного подумал, прежде чем ответить. Он, похоже, вообще, привык обдумывать каждое свое слово.
— Он мне нравится, — пробурчал он наконец, и Палома сразу поняла, о ком идет речь. — Не знаю, что уж там рассказывают про его семейство, но… Гнили в нем нет, я такие вещи нутром чую. Хитрый лис, конечно. Слишком умен, себе, на горе — точно как ты. — Конан заговорщически ухмыльнулся. В полутьме блеснули белые зубы. И неожиданно, совсем не в тему, закончил: — Мы все это время знали, где ты и что с тобой. Он велел присматривать. Издалека, на глаза не попадаться…
— А ты, значит, приказ нарушил.
— Ну… — Гигант повел плечами и насмешливо хмыкнул. — Я, вообще, не слишком люблю подчиняться.
Она не сводила с него взгляда. И голос ее прозвучал едва слышно:
— Спасибо тебе…
Это неожиданно смутило северянина.
— Вряд ли станешь благодарить, когда узнаешь, в чем дело.
— Что такое? — Почувствовав, как изменился, стал напряженно-серьезным его тон, Палома вмиг подобралась. Похоже, отдых закончился, и время смеха прошло. Теперь подступали, теснились у порога проблемы.
Конан помолчал, словно, как это ни странно, сомневался, не зная, с чего начать. И вдруг выпалил:
— Неладное он задумал. Что-то мы должны придумать. Я уже голову себе сломал — ничего не выходит, так что на тебя вся надежда. Ты кашу заварила, тебе и расхлебывать…
— Да говори, не тяни!
— Список. — Он почти выплюнул это слово. — Сказал, что нужно выкорчевать эту заразу с корнем — то есть, всех тех, кого этот твой немедиец на свою сторону перетянул. По твоим записям, что ты оставила…
Палома не сразу поняла, что это означает, а когда осознала — ее пробрала ледяная дрожь.
— Но… как же… ведь это все те, кого нашел Гарбо! Там человек сто, не меньше!
— Семьдесят шесть, — сухо поправил Конан.
— Семьдесят шесть… И среди них две трети невиновных. Их что же, всех в суд потащат?! Даже в темноте она ощутила, как напряглось его мощное тело. Ему, казалось, очень не хотелось произносить это вслух…
— Какой там суд, о чем ты!
— Но…
— Кровники, — произнес он наконец. — Завтра — он уже дал приказ. Доказательств никаких. Правды не узнать. Кто из них изменник, кто нет — как разберешься? Но если предали один раз, могут предать и еще. Так он сказал…
От чудовищности этих простых слов у Паломы перехватило дыхание. Семьдесят шесть человек…
— А кровники — они пойдут на это? Конан сумрачно кивнул.
— На то они и кровники. Я — нет. Я — обычный наемник, и не обязан… Так ему и сказал. Он понял. Но — надо что-то придумать…
— Но что? Что?!
Допросить каждого? Следить за ними? Да нет, все не то. Месьор прав, увы, таким путем истину не установить. Да и слишком долго. Кровники готовы начать уже завтра.
Боги! Что же делать?!
— Мы не можем этого допустить, — немеющими губами прошептала девушка. — Он не должен брать на себя… такое.
— Верно. — Голос Конана был мрачен и холоден, как эта ночь. — Ты не можешь этого допустить. Придумай что-нибудь…
— Но почему я?
— Из-за тебя все началось.
— Из-за меня?! — Палома была возмущена. — Я виновата, что раскрыла заговор Скавро?
— Нет, не в этом. — Киммерийца, похоже, раздражала ее недогадливость. — Из-за тебя он так озлился. Уж не знаю, что ты ему в последний день наговорила… Только с этого все и началось.