Саймон Хоук - Сломанный меч
— Нет, — ответил Киеран. — Как только я назвал свою сумму и они согласились принять ее, было бы с моей стороны очень дурной шуткой пойти на попятную. Конечно, никто бы не решился сказать мне это в лицо, но моя репутация оказалось бы запятнанной. И тогда мне стало очень интересно. Я был абсолютно уверен, что агенты Дома Джамри не уполномочены соглашаться на такое немыслимое требование, даже если бы они и были склонны принять его, и когда, несмотря ни на что, они согласились, я осознал, что они им приказали принять все мои требования, независимо от цены. О, конечно, они пытались торговаться, что это за купец, если он не торгуется, но когда я уперся, как мекилот, они были вынуждены согласиться.
— Можно сказать, что я завоевал определенную славу среди людей моей профессии, но никто не стоит таких денег. Они знают это и я знаю это. Итак, я спросил себя, какая у них может быть причина, чтобы делать такого сорта вещи? — Он взглянул на Сорака. — И что бы ты подумал на моем месте?
Какое-то время Сорак молчал, обдумывая ответ, пока они шли через площадку для грузов по направлению к палаткам. — Сама сумма может быть ответом на этот вопрос, — наконец сказал он. — Дом Джамри может захотеть, чтобы их знали за то, что они не останавливаются ни перед чем, чтобы нанять самое лучшее, и что они в состоянии платить такие суммы. Но ведь ты сказал, что согласно условиям контракта сумма должна держаться в секрете. — Он покачал головой. — Это все не имеет смысла.
— Имеет, если они не собираются хранить это в тайне, — сказал Киеран. — По моему, они собираются где-нибудь проговориться, случайно. Так, чтобы это не выглядело излишне нарочито, между делом и бутылкой хорошего вина, что-нибудь в таком роде. Но, определенно, дело не только в этом. Не может быть только в этом. Но даже ради моей жизни, я не могу представить себе, что же это может быть.
— И ты решил разузнать это?
Киеран кивнул. — Да, я не смог побороть искушения раскрыть эту тайну. И, потом, конечно деньги.
— Да, конечно, — с улыбкой сказал Сорак. — Ты будешь прославлен как самый высокооплачиваемый наемник в истории Атхаса.
— Да, не скрою, мое тщеславие тешат такие звуки, — усмехнулся Киеран. — Но что-то, без сомнений, происходит в Алтаруке, какая-то интрига, в которой мне предстоит сыграть решающую роль. И все это должно произойти достаточно быстро, потому что даже Дом Джамри не в состоянии платить такую сумму в течении двух лет. Да, что-то интересное происходит там, и я собираюсь узнать, что именно.
— Как в поговорке: любопытство убило кирра.
Киеран взглянул вниз, на свои бриджи из кожи кирра. — Н-да, но свою кожу я собираюсь сохранить. Возможно, что кто-то хочет ее в качестве трофея, по неизвестной мне причине. Впрочем за свою жизнь я нажил немало врагов. Но они быстро обнаружат, что этот кирр очень крепко цепляется за свою шкуру. — Он хлопнул Сорака по плечу. — Особенно с таким бойцом за спиной.
— Ага, вот теперь мне все стало ясно, — сказал Сорак. — Я — средство безопасности.
— За деньги Дома Джамри, — сказал Киеран. — Но с теми деньгами, которые они платят мне, я легко могу позволить себе добавочный бонус. Ты должен хранить глаза и уши открытыми, мой друг, и смотреть за моей спиной, и это точно стоит того.
— Ну, теперь и мне стало любопытно, — сказал Сорак.
Киеран улыбнулся. — Я же говорил, что мы думаем одинаково.
Седьмая Глава
Была почти полночь, и почти весь город спал, отделенный от особняка Главного Штаба Дома Энке крепкими высокими стенами. Только несколько домов удовольствий и игральных домов оставались открытыми всю ночь, обслуживая главным образом наемников и путешественников, остановившихся в Актаруке ненадолго по дороге в один из семи великих городов Пустых Земель. По большей части жители Алтарука рано ложились спать и рано вставали. В это время ночью на улицах города было довольно холодно, и мало кто из людей шел по почти пустынным улицам. Ночь казалась тихой и мирной.
Лорд Энке стоял на открытой, залитой лунным светом веранде своих личных комнат, находившихся на четвертом этаже, в западном крыле особняка. Глядя на город, он опять поразился тому, как тот вырос за последние несколько лет. Не поворачивая головы он говорил с одетым в черное человеком, стоявшем в тени за его спиной.
— Вы знаете, когда я был мальчиком, я ненавидел это место, — сказал он. — Я мечтал уехать далеко отсюда, в один из по настоящему больших городов, таких как Тир, Нибенай или Балик. Тогда Алтарук был не многим больше, чем пограничная крепость в центре ничего, точка на вершине дельты, крошечный поселок грубых и жестких людей, приютившийся под защитой гор.
— Но он был горлышком караванных путей, — продолжал Энке. — Они приходили с юга из Урика, или с юго-востока из Тира, а потом уходили в Балик, Галг или Нибенай, потом приходили другие, из Раама или Драя, и все они шли через эту крепость.
— Но он быстро вырос, — сказал закутанный в темный плащ человек грубым и хриплым голосом, выдававшим его возраст.
— И он по-прежнему растет, — сказал Энке, глядя вниз. — Кто бы мог подумать, что грубый авнпост, поджариваемый солнцем и овеваемый всеми ветрами пустыни, станет цветущим городом.
— Мой отец, Лорд Энке Старший, разглядел возможности Алтарука. Его игорный дом в Тире помог ему создать торговую империю — Дом Энке. Мужество, характер и удача помогли ему в том, чего молодые аристократы добивались благодаря своей голубой крови. Аристократы вроде Джамри.
— Вот так и началось это знаменитое соперничество, — заметил закутанный в плащ человек.
— Да, — сказал Энке, поворачивая лицо к своему гостю. — Оно росло вместе с Алтаруком, соперничество между простолюдином и аристократом. И оно разорило и ввергло в нищету все остальные торговые дома Алтарука. Мой отец добился того, что его внесли в книгу знатных семей, стал аристократом, но Джамри никогда не разрешали ему забыть его скромного происхождения. «Из грязи в князи» — вот как они относились к нему.
— Когда я родился, у Лорда Джамри уже был сын. Они соревновались даже в этом, стремясь первым приобрести наследника. Но судьба смеялась над ними обоими и они были отцами только дечерей. У Старшего Джамри их было восемь, от трех разных жен, и у меня семь старших сестер. Первая жена моего отца родила ему четырех дочерей и умерла, рождая пятую, а моя мать подарила ему еще двоих девочек, прежде чем родить меня. Мне дали имя отца, как знак гордости за это достижение, но к тому времени третья жена Джамри уже родила сына, и ему был ровно год. В результате мы оба выросли, заочно ненавидя друг друга.
