Дмитрий Баринов (Дудко) - Путь к золотым дарам
Вдруг на глаза Хилиарху попалась небольшая уютная долина. У ручья паслись овцы, и пастушка-словенка, здоровая, привлекательная на вид, сидела на камне и пряла шерсть. Пышные рыжие волосы выбивались из-под платка. Грек остановил коня, поздоровался по-венедски и хотел попросить овечьего молока. Но тут из-за деревьев выскочил волк. Овцы испуганно сбились в кучу, но зверь бросился не к ним, а к женщине, злобно зарычал, залаял. Она в страхе сжалась, завизжала:
— Защити, росский воин!
Хилиарх взялся за меч, но вдруг узнал Серячка. Тот ни на кого зря не бросался и стад не трогал. А женщина вела себя как-то странно, старательно прикрывая подолом камень, на котором сидела. А из-под подола выбивалось что-то, похожее на волосатую кошму.
— Кто ты такая? А ну встань!
Женщина завизжала ещё громче. Хилиарх бесцеремонно сгрёб её рукой за волосы, отшвырнул... Вместо камня лежала голова Балора, и лохматое веко её подрагивало. А над долиной уже разносился голос лешего:
— Ах ты, ведьма рыжая! Думала, мы тебя одетую не узнаем?
Нерада сбросила платок, взвихрила руками рыжую гриву:
— Да, я ведьма! Поезжайте прочь и забудьте, что видели, не то в камень вас обращу, а собачонка вашего — в крысу!
Не дожидаясь, пока из него сделают крысу, Серячок молнией бросился на ведьму, сомкнул на горле челюсти. Хилиарх выхватил меч, но удара уже не понадобилось. А голова Балора подскочила и покатилась вниз по долине.
— Куда? — взревел Шишок, бросился следом, догнал, облапил и упал, едва удерживая рвущуюся из рук голову.
Подоспевший волк вцепился в густые космы чудовища.
— Эй, росы, сюда! Поймали, что ловили! — заорал лесовик во всё лешачье горло.
Хилиарх подбежал, поднял меч, но, взглянув на свой короткий римский клинок и на морщинистую кожу века, передумал. Кожа наверняка не хуже носорожьей, да и черепные кости... Вспомнив «Одиссею», эллин поднял обломанный ствол осины и немного затесал его мечом.
— Э, нет, гречин, колом лучше я, а ты пока держи!
Норовистая голова потащила за собой не слишком сильного грека, и тот сумел её удержать, лишь зацепившись ногами за корень. Леший, крякнув, всадил кол в глаз чудовищу. Брызнула бело-красная слизь, прожигая насквозь кафтан лесовика. Дерево пробило кость черепа и глубоко вошло в мозг. Голова замерла неподвижно, а рядом с ней поднялась полупрозрачная тень одноглазого великана.
— Благодарю тебя, лесной дух. Всё-таки меня убил не человек, — произнёс призрак и растаял в вечерних сумерках.
Из-за дерева робко вышел перепуганный пастух, которого чары Нерады лишили на время голоса и движения.
Когда в долину въехали росские всадники, леший и грек встретили их, сидя на голове гиганта и попивая овечье молоко. Вишвамитра, подняв обеими руками кханду, разрубил крест-накрест мёртвую голову. Её остатки русальцы сожгли на осиновых дровах, а пепел бросили в Ворону.
Морвран с Бесомиром недоумевали. Всё шло по их хитроумному плану: увести росов от головы Балора и заманить на речку Велесницу, где их ждало кое-что не лучше исполина. Вместе со скачущими друидами катился, изображая голову великана, чёрный мяч, в который обратилась ещё одна ведьма-друидесса. И вдруг росы повернули назад. Верховный друид мысленно вызвал Нераду, потом Балора. Оба молчали. Тогда он послал Бесомира. Тот подобрался поближе к укромной долине. То, что старший друид там увидел, заставило его бессильно опуститься на землю.
Слёзы текли по лицу Бесомира. Он плакал не о сгинувшем чудовище, не о могуществе, которое оно могло дать. И не о любовнице — у него их хватало. А о единственной душе, которой он мог не опасаться, для которой он был просто Бесомиром, а не опасным и мстительным друидом Буссумаром. Теперь-то он не бросит колдовства, не поселится в лесах: не с кем и незачем. Его уже не трогало падение царства бастарнов и могущества друидов. Одно ему оставалось, чтобы жизнь не утратила смысл: мстить Солнце-Царю, погубить и обесславить его.
Росы в тот день не стали дальше преследовать друидов. Весь вечер пировали и веселились в долине, благо баранины хватало, да ещё словене из соседних сел нанесли угощения. А наутро в стане появился незнакомец. Седой, как лунь, длиннобородый, благообразный, он назвался Светломиром, странствующим волхвом. Вышата о таком слышал, но не встречался. Гость сообщил, что друиды разбежались по лесам и ловить их теперь можно разве что поодиночке. С чувством, но без заискивания восхвалил великие подвиги царя росов. Потом сказал:
— Есть подвиг, царь, одного тебя достойный. В истоках Велесницы появились два чудовища. Одно — Сыроед, великан одноглазый. От его взгляда вода пропадает, уходит под землю. Другое — змей, что воду выпивает из рек, озёр, облаков. И нет на них управы ни от людей, ни от богов.
— Здешние словене мне о них не говорили, — удивился царь.
— Боятся, вот и не говорят. Ты ведь избранник светлых богов. А чудищ тех послал бог Велес.
Словене вдруг наперебой заговорили:
— Житья от них, проклятых, нет! Сыроед только дичь да скотину жрёт, а змей ещё и людей норовит! Этим летом засуха, вдруг и на тот год? Осень-то какая сухая! Велесницы уже нет, Ворона обмелела, скоро и до Днестра доберутся!
— Вот видишь! Целый край гибнет от этих тварей, и некому их одолеть, кроме тебя, непобедимого Солнце-Царя! — сказал Светломир.
— Защити нас, Солнце-Царь! — разом зашумели словене. — Все знают: ты силён, как Перун, и справедлив, как Даждьбог! Перед твоей Огненной Чашей никто не устоит!
— Да что нам Велес! Ты, царь, одолел саму Ягу-Смерть! — лихо воскликнул Неждан.
Дружинники одобрительно загудели. Волх хищно осклабился, полный охотничьего азарта:
— Охотились мы на пекельных тварей, поохотимся и на Велесовых. Нам, волкам, лишь бы Ярила, волчий бог, не прогневался да Девана-охотница.
Взгляды всех обратились к Ардагасту. А он чувствовал: поднимается какая-то могучая, но мутная волна, способная вознести их всех высоко и неведомо куда сбросить. Царь взглянул на тех, кому рассудительность не изменяла никогда, — на Вишвамигру, на волхвов. Кшатрий медленно проговорил:
— Индра-Громовержец сразил змея Вритру, что преграждал путь водам, и его брата Валу, похитителя скота. То был величайший подвиг царя богов. И величайший его грех, ибо убитые были брахманами. Что не мешает брахманам воспевать этот подвиг в сотнях гимнов, — усмехнулся индиец. — А помощником Индры в этом деянии был Вищну-Солнце. Этот Вала — не родич ли Велеса, скотьего бога? А ещё Индра поразил змея Шушну, насылавшего засуху. Если уж воинам грешить, то только так.
