Ольга Золотухина - Гостиница Четыре стихии
- Бейру-ут... Э-эээ - хароший город, да! - цокал несуществующим языком рубин. Подальше от чужих глаз Хасан спрятал ножны под халат, ослабил кушак, чтобы они терялись в складках, но голос камня это заглушить не могло. - Эст' тут пара неплохой колдун, попросищ кого взять тибя в ученик - сразу согласны будут, э! Хочеш' в ученик, глюпий ты отрок?
- Если только караванщик не доставлял танцовщиц и для кого-то из почтенных колдунов Бейрута, - мрачно откликнулся Хасан. - Сначала надо убедиться, о досточтимый рубин, что магия ещё витает в этих улицах. Говори, пожалуйста, уважаемый, куда надо идти...
- А почему твой разговорчивый друг прячется? - живо заинтересовалась баньши, остановившись и по-птичьи склонив на бок голову. - Пусть не боится и
68
выходит! Я слышу... слышу по его голосу, что никогда-никогда не буду ему пророчить! А, может быть, он стесняется?
- Может быть, прекраснейшая хочет вернуться в клетку караванщика? - не слишком доброжелательно откликнулся Хасан, потирая растянутое рывком застывшей рабыни запястье.
Из-за чёрного покрывала на лице юноше не было видно, как жалобно затряслись губы баньши, однако и судорожных всхлипов хватило, чтобы разобраться в ситуации.
- О, да простит меня лучезарная звезда, что ярче других освещает ночной небосклон, просто твой недостойный поклонник озабочен сейчас поиском приюта для своей госпожи. Он несколько резок, возможно, но пусть звонкоголосая не тревожит своё чело тенью обиды.
Баньши всхлипнула, торопливо закивала головой и непременно бросилась бы обнимать юношу, если бы Малик ловко не перескочил на её плечо. Хасан убедился в том, что хрупкая рабыня нигде не переломилась и теперь ей есть на кого излить нерастраченную нежность, и продолжил путь сквозь снующую толпу.
- ... свежие персики, сладкие финики, самый сочный виноград! Подходи, уважаемый, покупай, порадуй свою прекрасную ханум лучшими во всех Семи Пустынях фруктами!..
- ... Ткани! Легчайший шёлк! Нежнейший бархат! Великолепная парча! Красавец, спеши приобрести несравненные ткани для платья твоей блистающей жемчужины!..
- ... Дамасская сталь! Прекраснейшие клинки из дамасской стали! Прочные, лёгкие, острые, как алмаз! Возьми себе такой клинок, юный отрок! Тебя ждут великие подвиги и свершения! Если пожелаешь, мой молодой господин, для мартышки тоже подберём оружие! Будет тебе блохастый помощник!..
С достоинством обходя назойливых зазывал, Хасан не смог не задержаться возле навеса, окружённого зеваками. Под нудную музыку костлявый старик с кожей, похожей на чёрную холстину, заклинал кобру. Раскрыв капюшон, змея сонно покачивалась из стороны в сторону в такт игре заклинателя. Молодой колдун, фыркнув, мысленно протянул руку и дёрнул кобру за подрагивающий хвост. На поднявшийся вслед за этим переполох смотреть уже не было смысла, и юноша проследовал дальше.
У неприметной серой лавки выбежавший на порог полный торговец в невзрачной одежде схватил Хасан за локоть и зашептал ему на ухо: "Я вижу, молодой господин - путешественник. Знает ли он, что прославленные корабли пустыни не являются больше самым лучшим средством передвижения? Летающий ковёр - вот драгоценнейший камень в груде бесполезных стекляшек! Зайди в мою лавку, молодой господин, уверяю..." Договорить торговцу не удалось. Послышался глухой хлопок, будто встряхивали полотно, и из дверей лавки стрелой вылетела пёстрая тень. Хасана
-- торговца расшвыряло в стороны. Приподнявшись на локтях, толстяк горестно запричитал и заворочался, пытаясь подняться на ноги.
- Негодяй! Негодяй! - кряхтел он, с трудом переводя грузное тело в вертикальное положение. Бросившись на улицу, он нырнул в толпу и кричал оттуда, потрясая кулаками: - Негодяй! Второй ковёр за месяц! Держи вора! Держи вора! Он украл летающий ковёр! Держи вора!
69
- Беги быстрее, - напутствовал его молодой колдун, отталкивая руки запричитавшей над ним баньши. - Даст тебе Аллах, разгонишься и сам взлетишь за своим ковром.
Наученный горьким опытом предыдущих краж, торговец обратился к городской страже. Воины не отказались от звонкой монеты и охотно пустили в небо несколько стрел. Однако таинственного вора уже и след простыл. Торговец был неутешен, стража - при деньгах. В общем, жизнь продолжалась.
Меж тем Хасан всё же не отказался бы от волшебного ковра. Отец как-то раскрыл ему секрет заклинания, заставляющего летать вытканное полотно. Но тут же добавил, что лучшие ковры делают необычные ткачи, посвящающие этому делу многие-многие годы. Так что и пытаться не стоило. Но по-прежнему у юноши оставался ещё один способ добыть ковёр.
Отведя глаза толпе, Хасан скользнул в лавку и стянул один из расставленных у стены тугих свёртков. Сдёрнув с дверного проёма шёлковую занавесь, юноша замаскировал ковёр и выскользнул наружу. Едва не забыл о рабыне, естественно, потянувшейся вслед за колдуном, крепко схватил её за рукав и вытащил на улицу. Малик снова исчез, в одиночку отправившись исследовать базар, и чтобы чем-то занять изнывающую от жары, духоты и шума баньши, Хасан сунул ей в руки свёрток.
- Слюший, глюпий отрок, а я с каждый мгновенье тобой всо бол'ше высхищаюс', да!
Вновь затерявшись в бесконечном людском потоке, молодой колдун почувствовал себя более защищённым. Рубин указал ему на дом одного из кудесников
- давнего знакомого великого Фарукха, и Хасан решил во что бы то ни стало найти его и, возможно, действительно на некоторое время остаться у колдуна учеником. Кроме того, ему просто необходимо было хоть с кем-нибудь поделиться ужасом той памятной ночи...
Он, как испуганный мальчишка, не хотел признаваться себе в том, что просто боится остаться в одиночестве перед лицом грозящей опасности. Ведь, выпив магию Багдада, ненасытные твари не пожелают остановиться на достигнутом и двинуться дальше через Семь Пустынь!..
Нет, об этом действительно лучше не думать... Баюкать свёрток вещательнице смерти быстро надоело, и она, зажав ковёр под
мышкой, принялась ныть над ухом у Хасана. Молодой колдун даже в некотором роде был рад тому, что его отвлекли от невесёлых мыслей. Кроме того, как оказалось, баньши могла болтать без умолку, даже получая от "собеседника" односложные ответы или неясное мычание. Невольно юноше пришло на ум, что на рабыню стоит переложить заботу о ятагане аль-Рассула. Интересно, а кто кого переговорит?
Но эту крамольную мысль пришлось отсечь как гноящуюся руку: Хасан никому не посмел бы отдать клинок, переданный ему отцом лично. К тому же...