Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир
Сверху зашумело, на лоб гридня упали стебельки сухих трав, из потолочной темноты строго глянули зеленые глаза. Кот прошелся по балке – воинственно приподнятый хвост толщиной с бревно задевал вязанки трав, труха засыпала стол.
– Ишь, что делает, паразит! – всплеснула бабка руками. – Не мешай гостям!
На балке сердито зашипело, кот встопорщил усы веером, задние лапы подобрались, прыжком исчез в темноте.
– А зачем по свету шатаетесь? – обратилась Яга к воеводе.
Стрый развел руками, в глазах мелькнула настороженность.
– Исполняем волю княжью найти то, незнамо что.
Яга лукаво прищурилась:
– И искать где не знаете?
– Говорят, что в Железных горах стоит попытаться, – ответил воевода уклончиво.
И без того морщинистый лоб бабки сложился гармошкой.
– Каких таких горах?
Стрый промедлил с ответом, с деланным интересом поглядел на закрытые лари в дальнем углу.
– В Железных, матушка. Это на полночь, близко от булгар.
Яга раздраженно проворчала:
– Что за булгары? Новый народ? Когда успеваете плодиться? Вчера людев была горсточка, а сегодня мир заполонили, копошатся, как муравьи у дохлой гусеницы. И названия одно другого чуднее.
Старуха нахмурилась, клык едва не заполз в ноздрю. Пальцы, украшенные желтыми пластинками ногтей, щелкнули, часть горшков исчезла со стола, на скатерть лег разрисованный кусок телячьей кожи. По крайней мере, хотелось верить, что телячьей.
Ноготь ткнул в карту с жутковатым стуком:
– Здесь?
Стрый кивнул:
– Примерно.
Губы бабки разъехались, светец в виде черепа бросил на частокол зубов багряные блики. Снулость Буслая как ветром сдуло, показалось, клыки бабки обагрены свежей кровью. Гридень переглянулся с Лютом, тот приложил палец к губам – пусть старшие разговаривают.
– Давненько там не бывала, – вздохнула Яга сокрушенно. – Горы успели на месте моря появиться, – снова вздохнула. Взгляд затуманился, стал мечтательным. – Эх, молодость.
Стрый покивал, гридни уставились на Ягу с ожиданием.
– Значит, горы там, – спохватилась бабка. – Ну, помочь ничем не могу, не знаю, что там за вороги. Разве что в помощь дам пару вещей.
Стрый кивнул, витязи незаметно выпустили из груди воздух, переглянулись с разочарованием.
– И на том спасибо, матушка.
Глаз Яги сверкнул ехидно.
– Не серчайте! Вот если в Пекло надо будет, провожу.
Буслай растер ладонями похолодевшее лицо.
– Премного благодарен!
Стрый шумно втянул воздух, волоски в ноздрях затрепетали, бочкообразная грудь раздалась в стороны, кольчуга едва не расползлась. Воевода почти заполнил избу. Яга отступила на шаг, уважительно покачала головой.
– Что ж, матушка, пора почивать, – сказал Стрый. – Завтра путь неблизкий.
Яга захлопотала. Задремавшие отроки и бедовик проснулись от тормошения, спросонья ойкнули от страха, руки потянулись к оружию. Старуха лучезарно улыбнулась, в руки остолбеневших юношей опустились одеяла.
– Вот здесь прилягте, – сказал Яга ласково. – А вы, касатики, у той стены примоститесь, сейчас шкур принесу.
Буслай недовольно проворчал, что у стены должны ночевать отроки. Лют ткнул ворчуна в бок и принялся расстилать шкуры. Буслай подозрительно принюхался: от шкур пахло дымом и, чуть слышно, тошнотворно-сладким ароматом. Пригляделся, брови взмыли.
– Это что за звери?!
Яга пожала плечами.
– Давно живу, – ответила она неопределенно.
Буслай кивнул, будто ответ его устроил. Лют обессиленно распластался на мягкой подстилке, веки, как железные ставни, опустились на глаза. Воевода встал с лавки, в руках позвякивала кольчуга. Буслай удивленно уставился на могучана, склонившегося над спящим.
– Лют, разлепи очи, – сказал воевода с грубоватой нежностью.
Витязь испуганно вскинулся и широко распахнул глаза, воеводу огрел ошалелый взгляд. Стрый молча протянул кольчугу.
– Зачем?
Воевода глянул в глаза, прислушался к суете Яги за спиной, произнес едва слышно:
– Все идет не так, как надо.
Буслай поперхнулся изумленным криком. Яга резко повернулась в сторону гридня, ожгла взглядом глаза, в котором рдели опасные огоньки.
– На кой железную рубашечку парню даешь? Спать неудобно.
Стрый отмахнулся нарочито небрежно:
– Ничего, матушка, он любит спать в кольчуге. Просто от усталости запамятовал.
Лют замедленно кивнул, разлепил губы:
– Да, запамятовал. День тяжелый. Спасибо, воевода.
Яга подозрительно посмотрела, как Буслай помог витязю облачиться в ворох железных колец. Стрый отошел от гридней, на лица спящих отроков и бедовика пала тень от громадного тела. Воевода пошептал, поводил руками и с довольным кряком отошел.
Яга наградила его злобным взглядом:
– Оскорбляешь, родич.
Стрый выдержал взгляд, ответил спокойно:
– Так лучше.
Буслай дернулся от скрипа зубов, в груди мелко задрожала жилка. Обернулся к Люту, но усталый витязь мерно посапывал. Гридень бросил взгляд на дальнюю стену: свет черепа выхватил толстую рукоять, увенчанную наковальней. Буслай представил, что можно натворить таким молотом, и невольно потянулся к отложенному оружию. На оголовье молота виднелась засохшая кровь, темные сгустки, черная чешуя – с кем это бабка сошлась на двобой? Или оружие принадлежало кому-то из сынов?
Думы вытеснил другой вопрос: почему Стрый шепнул, что все не так? Буслай было расслабился: бабка оказалась на диво доброй, даже простила гридню выходку с избой. Почему Стрый так осторожен?
В створ двери ворвался заполошный крик ночной птицы, утробное рычание, треск разрываемой плоти. Буслай с трудом сглотнул ком, ворох шкур укутал гридня с головы до пят. Надо будет дверь на место поставить, мелькнула мысль, нехорошо получилось.
Огонь в печи угас, бабка загасила светец, усталые глаза Буслая пригладила тьма. Гридень погрузился в дрему, чутко вздрагивая на каждый писк и шорох. Сердце иногда останавливалось от жутких звуков, кольчуга намяла бока, гридень изошел потом. Лишь под утро, когда край неба, видимый в бездверный створ, посветлел до пасмурной хмари, Буслай скользнул в мягкий мрак.
– Вставай, соня, а то бросим, – громыхнуло над головой через миг.
Буслай разлепил с треском глаза, по телу пробежала горячая волна, прыжком встал на ноги, макушка едва не коснулась потолочной балки. Гридень огляделся заполошно.
– Что? Где?
Стрый бухнул насмешливо:
– Когда? Собирайся, тебя одного ждем.
Буслай оглядел избу: отроки с Нежеланом, снаряженные для дальнего пути, от выхода выжидательно смотрели на заспанного гридня. Бабка со скрещенными на груди руками ухмылялась. От ее оскала по коже бежали мурашки, на душе было мутно, словно выпил сорокаведерную бадью хмельного меда. Из-под лавки захрюкало, и гридень осознал, что сбежавший свин вернулся.
