Юлия Васильева - Урожай собрать не просто
– Тогда объясните мне, почему вы с таким упорством беретесь за хозяйственные и экономические дела собственного поместья, если не разбираетесь ни в том, ни в другом?
Так вот куда он вел! А я-то думала, к чему все эти отвлеченные философствования. Что ж, у меня тоже в запасе имеется одна философская сказка, вполне годящаяся для ответного удара.
– Нам с братьями в детстве няня задавала один и тот же вопрос: если двое столкнулись на улице, кто из них должен извиниться?
– Наверно, тот, кто виноват.
– Большинство так и отвечают. Правда, был еще вариант Ивара: тот, кто ниже по положению. Но ни то, ни другое не было верно по мнению няни. Она всегда говорила, что это должен сделать тот, кто умнее. И в том случае если виноват, и если не виноват тоже: раз он умнее, то мог предвидеть и предотвратить столкновение.
– То есть вы считаете себя умнее окружающих и поэтому беретесь за поместье?
Я на секунду потеряла дар речи от такой интерпретации:
– Это было грубо.
– Но это то, что вы сказали.
– Я берусь за поместье, потому что могу что-то сделать – иначе потом буду чувствовать себя виноватой.
– Слушай, да назови ты его подлецом! – раздался вдруг незнакомый голос. – А ты, мужик, ее дурой! И любитесь себе на здоровье!
Нас обогнал безбожно бородатый человек, уступавший в волосяном покрове разве что своей лошади. Он встал поперек дороги и направил корявую дубину прямо в наши удивленные лица:
– Это ж как надо языками чесать, чтоб не заметить, чо вас грабють, а, голуби? Вылазьте из телеги!
Я оглянулась назад: еще двое таких же бородачей в шапках набекрень и подранных кафтанах перегородили обратную дорогу. Один держал в руке взведенный самострел – весомый аргумент к тому, чтобы подчиниться и спуститься на землю.
Фабрикант первый выпрыгнул из коляски, я вылезла следом. Можно, конечно, попробовать с криками убежать в лес, но вряд ли бобры и белки встанут на мою защиту, да и с ориентированием у меня как-то не очень.
– Не вздумайте ничего выкинуть, – прошептал господин Клаус, пока один из грабителей сунулся обшаривать коляску.
По его представлениям я что, должна была кинуться в атаку и в неравном бою забороть всех троих злодеев, переломав их дубины о колено и поймав зубами болт от самострела? Нет уж, у меня под юбками коленки трясутся, и единственная дерзость, на которую я сейчас способна – это не держаться за фабриканта, чтобы не упасть.
Бандит облазил коляску сверху донизу, но ничего, ценнее собачьего намордника, не обнаружил и сделал логичный вывод, что все самое ценное из нее уже вышло:
– А ну-ка, господа хорошие, выворачивайте карманы, выкладывайте денежки и драгоценности! – снова ткнул он в нас своей дубинкой.
Я не сопротивлялась: вывернула карманы и торжественно вручила грабителям пригоршню медяков – все, что осталось от моих карманных денег после покупки велосипеда. И так железное чудовище лишило меня новых шляп, перчаток и чулок, а теперь еще придется распрощаться с мелкими лакомствами на ближайшие месяцы. Бандиты явно не оценили весь драматизм ситуации, швырнув деньги мне под ноги, и потребовали снять сережки. Пожалуйста! Они из плохенького серебра и стоят едва ли не меньше той горсти медяков.
Господину Клаусу пришлось хуже, с ним никто не церемонился: разбойники стянули с него сюртук, выпотрошили карманы и долго радовались выпавшему кошельку, пока не обнаружили в его недрах всего один серебряный лад.
– Голодранцы, простите меня Боги! – сплюнул один из неудачливых налетчиков себе под ноги. – Хоть бы людей постеснялись.
Я хотела извиниться и сказать, что если перед следующим грабежом нас предупредят всего лишь за пару дней, то я обязательно одену свои лучшие украшения. К счастью, мне удалось вовремя прикрыть рот руками, что, наверняка, выглядело, как крайняя степень испуга.
– Эй, Сивый, выпрягай лошадей! Больше здесь ничем не разживешься!
Ээээ, как лошадей?! Нет, не надо! На чем же мы до дому доберемся?
Я дернулась, но господин Клаус схватил меня за запястье и сжал с такой силой, что у меня чуть не потемнело в глазах.
Разбойнички тем временем за считанные минуты выпрягли лошадей и были таковы.
Мы с фабрикантом остались одни посреди безлюдной дороги. Кто-то подвывал в лесу. На небе ядовито посмеивался полумесяц.
– Да отпустите же вы меня! Неужели думаете, что я сейчас кинусь вдогонку с улюлюканьем? – наконец взмолилась я, начиная терять все ощущения в кисти.
– Кто вас знает, – фабрикант разжал руку. – Одна неосторожная фраза – и вас могли забрать вместе с лошадьми.
– Нужна я им!
– Нам очень повезло, что не нужны.
– Нам? – удивленно спросила я.
– Я боюсь ходить один по безлюдной дороге, – отшутился господин Клаус. – А дорога предстоит даааальняя.
Да уж, от Земска мы отъехали далеко: теперь до Кладезя ближе, но на пути, как назло, больше ни одного селения. Если повезет, то к утру дойдем… или…
– Зачем же ходить? – я кивнула на велосипеды, все еще привязанные к оставленной бандитами коляске.
– Вы шутите!
– Ни в коем случае!
Дальнейшее наше путешествие со стороны действительно смотрелось скорее шутливым приключением, чем полугероическим предприятием, требовавшим недюжинного напряжения сил. Две фигуры на велосипедах, катящиеся в лунном свете по дороге, – то еще зрелище. А учитывая, что фигуры эти периодически падали в придорожные канавы и буераки, – так и вовсе обхохочешься (если, конечно, не являешься одной из них). Сил спорить о чем-либо уже не было, поэтому мы с фабрикантом развлекали себя тем, что подсчитывали количество падений друг друга. К несчастью, в этом вопросе я лидировала, а господин Клаус никак не хотел признать, что соревнование нечестно просто потому, что на нем нет многослойной юбки.
Часа через полтора мы сдались и, окончательно обессиленные, пошли по дороге пешком, ведя велосипеды рядом с собой. Кладезь показался перед нами ранним утром в предрассветном тумане. Редкие встречные творили охранные круги, когда наша парочка вдруг выныривала перед ними из дымки, а затем провожали удивленными взглядами. Если бы я знала, чем мне аукнутся эти взгляды, то не пыталась бы ни с кем здороваться.
Дом господина Клауса был первым на дороге, и я честно предполагала, что здесь спутник меня и покинет, предоставив идти дальше в гордом одиночестве. Но нет: фабрикант велел мне подождать пять минут и скоро вывел из ворот рабочую лошадь, запряженную в телегу. Оставалось только гадать, то ли других средств передвижения под рукой не было, то ли хозяин счел, что большего я не заслуживаю. В любом случае, изображать оскорбленное достоинство не было ни сил, ни желания: ноги отваливались, голова гудела – поэтому я почти что с радостью залезла в телегу вместе с велосипедом и прислонилась к бортику. Господин Клаус посмотрел на меня как-то очень хмуро, но ничего не сказал.
