Дарья Афанасьева - Дом дураков
Ал говорила что-то еще, но я уже не слушал. Сон накрывал меня, будто меховое одеяло, и главное, о чем я в тот момент думал - как бы не захрапеть в присутствии благородных айвэ.
- Быть может, ты принадлежишь воде?
Грандмастер, улыбаясь, смотрел, как я барахтаюсь внизу, под самыми его ногами. Огромный бак с водой был накрыт металлической сеткой, достаточно прочной, чтобы выдерживать вес взрослого человека, но слишком мелкой, чтобы я смог уцепиться за нее хотя бы пальцами. Воды в баке было не так уж и много: всякий раз, погружаясь в воду, я чувствовал под ногами дно, но дышать можно было только стоя на цыпочках, а плавать я не умел, и силы мои были на исходе. Грандмастер смотрел на меня, и в глазах его было разочарование. Я зажмурился. Вода все сильнее сдавливала грудь, пока ребра не затрещали и я не открыл глаза.
- Не дергайся, Кукушонок!
Надо мной стоял Керив - сын отцовского лесника. Керив был на голову выше сверстников, сильнее их, храбрее. За ним ватагой ходили мальчишки со всей округи. Лесник подарил девятилетнему шалопаю настоящие сапоги, и теперь я всеми ребрами чувствовал, что сапожник постарался на славу. Я повернул голову. Четверо друзей Керива валяли огромного Мадуона, будто мешок. Они не били его - просто катали в пыли и обзывали. Бить того, кто не сопротивляется неинтересно. Другое дело - я. Мне сегодня еще предстояло придумать достоверную историю для родителей, почему у меня больше нет передних зубов, но и Кериву влетит от матери за разорванную куртку. Но это будет потом, а сейчас я слышал, как скулит от страха мой брат и видел в глазах Керива превосходство.
Сон оборвался внезапно, без каких-то видимых причин. Я по-прежнему лежал на спине, и за открытым окном была ночь. В комнате уже никого не было, но запах лампового масла еще не успел выветриться - сон был недолгим, но глубоким и содержательным.
Я верю в сны. Верю в их тайное значение. Боги ли посылают их или нет, но сны являют знаки прошлого, настоящего и грядущего - нужно только разгадать их. Я сел на кровати и прислушался к себе. Ни следа хмеля или усталости. Голова была ясна, а тело готово к действию. Сидеть на месте казалось мне сейчас немыслимым, но куда идти, я не знал. Из головы у меня не шел странный сон. Чувства, подавляемые наяву, нередко находят воплощение в снах, но кто так обидел меня? Чей взгляд не давал спокойно спать? Или дело не в чувствах, а в людях? Грандмастер? Не упомнить всех обид, которые он мне нанес, так почему именно тот день? Керив? Я едва помнил его. Мадуон? Он был беспомощен и жалок, но я все равно любил его и защищал, как мог, а он ходил за мной, как привязанный и дарил всякие глупости, вроде человечков из желудей. Вот оно! Я поймал ускользающую мысль за самый кончик хвоста.
Наверное, не стоило открывать дверь на чердак пинком. Не успел я переступить порог, как мне в горло уперлись аж три кинжала. Ал, Паук и Игрен смотрели на меня одинаково грозно, так что я даже отступил на шаг назад. Успел, к моему удовольствию, закрывал собой Горилику, и только Ро продолжал сидеть на подоконнике и беззаботно качать ногой - он, видимо, узнал меня по топоту кованых сапог.
- Молодцы, - я хлопнул лот Хорена по плечу. - Бдите дальше.
Я прошел мимо насупленных защитников и выудил из-под лавки свой рюкзак. Когда-то очень давно я, чего таить, снял его с трупа некоего безвестного бродяжки. Шат свидетель, к смерти его я отношения не имел, но рюкзак мне приглянулся. Вскоре я заметил, что все материально ценное в нем долго не задерживается - ломается или портится, а вот разный мелкий хлам оседает в невероятных количествах. Всякий раз, перебирая его содержимое, я приходил к выводу, что таскаю на себе лишний груз. Часть содержимого рюкзака еще можно было сохранить, как память, но о происхождении большей части предметов я уже и не помнил. И все же я упорно брал рюкзак во все путешествия и, если приходилось выбирать, бросал еду и воду, но не его. И всякий раз оказывался прав: не было еще случая, чтобы что-то из рюкзака мне не пригодилось.
Вот и теперь я, на глазах у изумленной публики выкладывал на пол свои "сокровища", силясь докопаться до дна рюкзака. Чайная ложка, карандаш, расческа без зубьев, браслет из деревянных бус, подсвечник из лучевых костей (сам не понял, как стащил с прилавка), связка дырявых камешков, причудливо изогнутая веточка - все это располагалось аккуратным рядком у моих ног. К счастью, слишком глубоко копать не пришлось. Вышитый бисером мешочек сжимала в лапах огромная дохлая крыса. Клал ли я труп крысы в рюкзак, или бедное животное забралось в него само, точно сказать я не мог. В сомнениях покрутив за хвост мумифицированное тельце, я вернул его на место, а мешочек отнес к столу. Мои друзья, все это время, затаив дыхание, наблюдавшие за моими манипуляциями, поспешили следом.
Года три тому по Столице прокатилась новая мода - рунное гадание. Занятие само по себе безобидное, богов не касающееся, гадание, в том или ином виде, присутствовало в высшем обществе всегда. На воде, огне, книгах, воске - чем запутаннее был способ, тем больший успех он имел. И если интерес женщин был легко объясним (женщины, в большинстве своем, не склонны самостоятельно распоряжаться собой), то ажиотаж среди мужчин вызывал только недоумение. Тем более, что некоторые гадания, как, например, гадания по звездам, были и вовсе абсурдны. Рунное гадание завоевало популярность благодаря относительной точности предсказаний, а более - усилиями Аламарина, сочинившего красивую легенду о тайных знаках древних, начертанных на священной таблице, которая была распилена на множество частей. Придворные наперебой ринулись заказывать руны из самых дорогих сортов дерева, и еще примерно полгода не было званного вечера, к концу которого не доставались бы испещренные таинственными знаками деревяшки.
Руны не говорят с кем попало. И дело не в том, из чего они сделаны, и какие знаки на них начертаны. Обычный алфавит, вырезанный на желудях, служил мне лучше, чем могли бы служить подлинные руны Древних.
Мадуону тяжело давалась даже простейшая грамота - он просто не понимал, чего от него хотели учителя. Он сбегал с уроков и часами торчал в парке, собирая желуди и мастеря из них бусы и человечков. Однажды я уговорил его вырезать каждую из сорока двух букв на отдельном желуде. Вскоре он выучил весь алфавит, а потом научился складывать буквы в слова. Это было нашей первой настоящей победой, и в память о ней Мадуон подарил мне мешочек с желудями-буквами. Со временем желуди рассохлись, кожица полопалась и расползлась в местах разрезов, и теперь я высыпал на стол груду камешков, покрытых замысловатыми знаками. Каждая из этих загогулин имела для меня отдельное значение: я провел несколько месяцев, медитируя над каждым желудем, вкладывая в него собственный, неповторимый смысл. Я перебирал "руны", вспоминая в деталях загадочный сон. Вокруг грандмастера выстраивались руны страха, опасности, обиды, что было понятно; а вот воспоминания о драке у озера неизменно возвращали меня к руне "4". Я слышал, что в некоторых языках эта цифра ассоциируется со смертью, но именно "смерть" в руки и не шла. Так о чем же речь? Ничего путного в голову не приходило, но я не сомневался, что теперь разгадка придет сама, нужно только подождать. Кроме того, рунное гадание навело меня на мысль, что пора бы уже обратиться за помощью к высшим силам. Я сгреб желуди обратно в мешочек и повернулся к Пауку:
