Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Андропов проглотил рвущееся с языка напоминание про Крым. Лучше промолчать. Разговор предстоит важный, пусть Первый в хорошее настроение придет.
Дважды! Дважды уже Брежнев чуть не погиб из-за собственного лихачества за рулем.
Первый раз в Крыму, пять лет назад, когда неожиданно сорвался покатать двух смешливых докторш на "Мерседес-Бенце". Под одобрительное повизгивание до чертиков довольных женщин, ну еще бы, сам генеральный секретарь везет, развил на серпантине бешеную скорость и не вписался в один из поворотов. Лишь в самый последний момент, когда смех пассажирок уже перешел в пронзительный визг, он все-таки смог остановить машину, которая, как в дешевом боевике, повисла, раскачиваясь над тридцатиметровым обрывом. Подоспевшая охрана оттащила "Мерседес" от края и извлекла из него двух взопревших теток и белого, как мел, Брежнева.
А год назад здесь, в Подмосковье, на этом же шоссе под Солнечногорском… Правда, тогда Первый виноват и не был, хоть и опять сам сидел за рулем. Тогда проклятый ЗИЛ выскочил со второстепенной. Лихач из местного колхоза решил проскочить перед мчащимся под сто восемьдесят кортежем. Хорошо, что водитель "лидера" успел среагировать и бросил свою машину под выкатывающийся на перекресток грузовик, а шедший за ним Брежнев виртуозно обошел образовавшуюся кучу железа. Два сотрудника, что сидели в "лидере" справа до сих пор по госпиталям лечатся.
Юрий Владимирович с тревогой посмотрел на стремительно летящий под капот асфальт и решился-таки:
— Как говорится, береженого бог бережет, Леонид Ильич. Достаточно один раз ошибиться, и что со страной будет? Американцам, опять же, радость какую доставим.
Подействовало. Брежнев чуть-чуть сбросил скорость, а потом рассмеялся, что-то вспомнив. На дряблой, покрытой мелкой сеткой морщин щеке прорисовалась ямочка, слабым намеком на ту безотказно действовавшую на женщин улыбку, что сводила их с ума еще лет тридцать тому назад.
— А помнишь, Юр, — он самодовольно похлопал ладонью по баранке, — как я Киссинджера тогда укатал на "Кадиллаке"? Вот он, бедняга, потом бледный вид имел. Не привык в своей Америке к таким скоростям. Хвалил меня потом, да?
— Да, — уверенно подтвердил Андропов, — так Форду и сказал: "водитель – ас".
Брежнев опять довольно засмеялся, а Юрий Владимирович тихонько сглотнул. Очень, очень бы не хотелось, чтоб до Первого дошла полная фраза Киссинджера: "политик никудышный, но водитель – ас". Нехорошо будет.
— Смешной он, этот Киссинджер, — эхом откликнулся на мысли Андропова Брежнев, — ружье держать в руках вообще не умеет! Кабан бы увидел – от смеха умер, ей богу! Еврей, одним словом. Только торговаться и умеет. Что-то я сомневаюсь, что он на самом деле в дивизионной разведке служил.
— Был у него такой эпизод, в Арденнах. Служил, но переводчиком, он же родом из Баварии, немецкий для него – родной. На операции не ходил, да. А так… бабник редкостный, — наябедничал Андропов, доверительно наклоняясь к уху Леонида Ильича, — и кишкоблуд.
— Наш человек, — ухмыльнулся Брежнев и довольно цыкнул, что-то припомнив, — эх, были ведь и мы рысаками, правда, Саш?
— Уж да… — многозначительно заулыбался сидящий позади Рябенко.
Стрелка спидометра опять поползла вправо.
— Нет, не могу я медленно, — покачал Брежнев головой. — Как там эти волосатики говорят? "Живи быстро"? Вот тут они правы. Это – мой девиз.
"Это да", — мысленно согласился Андропов, — "Жил Брежнев быстро. Раньше. И работал много, очень много. Тоже раньше. А сейчас он… выработался. Да, точно, не деградировал, не постарел, а именно выработался, израсходовал отпущенный ему природой ресурс".
А ведь какой был!
Даже став Первым, приезжал в ЦК раньше всех и работал допоздна. Все делал стремительно, бегом. Даже обедал торопливо, за восемь минут, и тут же несся работать дальше. За день через его наполненный клубами сигаретного дыма кабинет проходило по несколько десятков посетителей, и со всеми он успевал поговорить по душам, всех успевал обаять простотой и душевностью общения. А по вечерам дома продолжал работать с документами, иногда отрубаясь прямо с ними в кровати. По стране мотался без конца. Бывало, по три-четыре недели в Москву не заезжал, зато лез в такие дыры, куда первый секретарь не то что обкома – райкома не заезжал.
Темпераментный и импозантный, уважающий острую шутку и розыгрыши, готовый принимать шутки в свой адрес. Любящий посидеть с друзьями за столом, но практически никогда не теряющий за рюмкой контроля. А под настроение Первый мог и баян рвануть, и спеть в компании что-нибудь из русского народного.
Да, именно таким он запомнился Андропову, таким он его уважал и такому был предан. Тем больнее было все чаще видеть появляющиеся признаки дряхлости, и тела, и ума.
Ну… Ничего. Страна крепка как никогда, несколько лет на пониженных скоростях ее не убьют, потом наверстаем. Важнее то, что руководство действительно коллективное, а решения принимаются единогласно. Любой член Политбюро может спорить, не боясь последствий. И если даже один не согласен, вопрос отправляется на доработку. После вызывающего дрожь в коленях Сталина, и самодура Хрущева поневоле начнешь ценить сегодняшнюю ситуацию.
"Нет-нет-нет, пусть все идет естественным путем. А если еще и таблеточки удачно поменяем…" – и Андропов задумался о предстоящей на следующей неделе встрече с Чазовым. Наводка от "Сенатора" оказалась на редкость плодотворной, появилась возможность серьезно прищемить хвост кремлевским медикам. — "Прямо по пословице – у семи нянек дитя без глаза. Назначили десять лет назад как второстепенный препарат – и все, забыли. А сколько тревожных указаний уже было! Мерилин Монро, Пресли этим летом… И это только самые известные случаи. Минимум пять лет, как надо было уже заменить на препарат из другой группы. На эти… Как их? Бензодиазепины, вот. Ну ничего… Взгрею, забегают как тараканы под кипятком…"
Хоть медицина не была его полем, но тут Юрий Владимирович был уверен на все сто. Когда врачи из КГБ по его заданию прочесали западные журналы, и реферат на заданную тему лег ему на стол, вопросов не осталось. Совсем. "Сенатор" был прав и здесь. Клиническая картина нарушений в результате длительного приема барбитуратов в пожилом возрасте была словно списана с Первого, один в один. Особенно встревожило Андропова то, что принимаемый сейчас Брежневым препарат дает не нормальный физиологический сон, а черное тупое забвение с очень, очень нехорошим выходом из оного поутру с разбитостью, затруднением мышления, нарушением речи и омерзительнейшим настроением на весь оставшийся день.
