Кайко Юрьевич - За серой полосой
— От этих баб одно расстройство! Нет, блин, надо расставаться с таким цветником!
— Ты меня увольняешь? — спросила подошедшая сзади Фалистиль.
— Да ты-то здесь причем?! — В сердцах воскликнул Вовка и сбежал со двора.
— С цветником… Да, действительно, причем здесь я? — Горько прошептала эльфа, с ненавистью глядя на своё отражение в отполированном бронзовом зеркале.
Володя развил бурную деятельность. В течение остатка дня он выправил необходимые документы для Фроськи, дал ей вольную, и купил на её имя дом со всем имуществом на противоположной стороне города. Перевёз туда чуть не воющую в голос девицу, дал пару золотых на первое время и распрощался со своей уже бывшей рабыней. Одно дело сделано!
Дело номер два было гораздо сложнее, требовало изрядного напряжения душевных сил и твёрдости характера. Примирить двух эльф, когда они в ссоре, крайне сложно, об этом вам любой скажет. А сделать так что под одной крышей спокойно уживались светлая и тёмная — это свыше возможностей даже архимага! Но Вовке деваться было некуда.
Он заказал доставку ужина в трактире, как велось в его доме до появления Фроськи, зашел в одну лавочку, в другую и вернулся домой, по пути репетируя свою речь.
Её он произнёс вечером, собрав двух непримиримых дам за одним столом, заставленным разнообразными блюдами, источавшими дьявольски соблазнительные ароматы. Иа и Фа слушали Вовку молча, не перебивая, лишь пыхтя как два ёжика в тех местах речи, где говорилось о мире и взаимопомощи. Володя заливался соловьём, подводя эльфиек к тому что все они в одной лодке. Утонет лодка — хана всем троим, и ему в том числе!
А в заключение, он предложил выпить не за мир (хитрец!), а за прекращение активных боевых действий. С этим эльфийки ещё кое-как могли согласиться, припомнив существовавшие в истории случаи перемирия между кланами тёмных и светлых. А Вовка жестом фокусника извлёк из воздуха объёмистый фиал настоящего эльфийского вина. Он наполнил оказавшиеся тут же фужеры и пожелал всем здоровья.
Фалистиль:
Честно говоря, вино было не очень, даже хуже. Резкое, крепкое. Да, наше. Да, из Священных рощ, но совсем не то, которое подают к королевскому столу. Сознаюсь, я едва сдержалась чтобы не выказать разочарование, охватившее меня сразу, стоило лишь ощутить назойливый вкус. Роза щекотала язык, забивая оттенки ландыша, а уж про приторность лилий, пропитавшую весь букет, я и говорить не хочу. Но человек так смотрел на меня, с такой надеждой, что я не могла его огорчить. Да и в чем он виноват, что вино оказалось из дешевых? Он ведь столь искренне хотел доставить мне радость…
Но, хоть и невольно, доставил боль. Пускай это забористое вино пили лишь огрубевшие воины, несущие стражу на границах, пусть оно было не из утонченных, но это было эльфийское вино, остро напомнившее мне дом…
Грудь сжала злобная когтистая лапа тоски, а душу опутала ядовитая змея ностальгии, с каждой секундой всё сильнее стягивающая свои кольца. Глаза предательски защипало, захотелось расплакаться как девчонка, завыть, как безысходно воет волчица, оставшаяся одна без своей стаи…
А человек смотрел на меня не отводя взгляда. Смотрел и, честное слово, он видел! Видел как мне плохо. Его взор темнел, наливался какой-то мрачностью, огорчением, сочувствием. Он понимал меня! И не смотрел свысока, как мои сородичи, с которыми мне доводилось встречаться. Не смотрел с унижающей жалостью, как глядели другие люди. Он другой, не такой как все. Человек. Человечек.
Крепость вина, так обманувшая мои надежды вначале, теперь оказалась как нельзя более кстати. Зашумело в голове, появилась пьяная эйфория, притупившая душевную боль. Человечек! Не надо смотреть на меня с искренней заботой, я отвыкла от такого отношения, давно отвыкла.
— Ну и зачем ты решил споить тётю эльфу, которая намного старше тебя, человечек? Признавайся! — Чуть развязанным тоном нарушила я молчание. Но он не поддержал игривого тона. Усмехнулся, но спросил совершенно серьёзно:
— Скажи, где ты в своей жизни, в начале, в середине или в конце?
— Нет, до старости мне ещё очень далеко! — я невольно рассмеялась. — Скажем так, между юностью и зрелостью.
— А я между зрелостью и старостью. Кто из нас старше? — Меня озадачила своей неожиданностью такая постановка вопроса. Действительно, мы же меняем длительность жизни у растений, у той же полыни. И пускай эта жизнь пролетает за мгновение, но растение переживает и молодость и старость. Что с того, что век людей в десятки раз короче срока жизни эльфов? Люди так же рождаются, учатся, взрослеют, мудреют. Считать мудрость народа напрямую зависящей от длительности жизни совсем не правильно, в этом я убедилась на примере своей старшей сестры.
Ох, сестра, сестра! Я сжала зубы от злости, непроизвольно погладив шрам на щеке, оставшийся от её клинка. Сестричка, чтоб тебя твои любимые демоны сожрали! После смерти отца, она унаследовала его власть в клане и твёрдой рукой принялась расправляться с недовольными. Скоро в клане никто не мог оспорить принимаемые ею решения.
Только я. Лишь мне дозволялось высказываться против, критиковать её власть, осуждать тот путь по которому она повела клан. Но все мои гневные высказывания сестра воспринимала со смехом. "Ах ты бунтарка моя маленькая! Не забивай свою прелестную головку такими глупостями. Пойдём лучше, я тебе покажу новые камни, доставленные слугами Хоса."
Хос, злобный демон из иного мира, с вкрадчивой речью и утонченными манерами. Это он заставил сестру отринуть магию жизни, заменив её на магию разрушения. Я спорила с сестрой, приводила самые разные доводы, но ни один из них на неё не действовал.
"Глупенькая моя! Ну, посмотри сама: вот захотела ты вырастить поляну маков, к примеру. Если пользоваться одной лишь магией жизни, то тебе придётся сначала просить деревья расступиться, очистить место для самой поляны. Потом договариваться с каждым одуванчиком, с каждой лишней травинкой, чтобы они отправились в путь за пределы поляны. Сколько времени у тебя уйдёт на всё это?! А магия, подаренная Хосом, позволяет это сделать за считанные мгновения. Раз, и поляна очищена! Можешь высаживать свои маки."
"Но куда нам торопиться?! — возражала я. — Мы же не кратко живущие смертные!"
"Да, срок нашей жизни велик. Но это не значит, что можно всё откладывать на завтра. Чем дольше жизнь, тем больший след можно оставить за собой!"
А мне не нравился след, оставляемый моей сестрой. Совсем не нравился. В клане исчезла доброта, искренность, над каждым стал довлеть страх за свою жизнь и судьбу своих близких. В кругу приближенных к сестре начало процветать лизоблюдство, подхалимаж, лицемерие. Я не могла с этим смириться и, когда мне поступило предложение включиться в борьбу против власти сестры, я с жаром на него откликнулась.
