Горовая Ольга - Кофейня - любовь, с привкусом кофе
Это было забавно. Но Леша не засмеялся.
"По крайней мере, у него был союзник в этом непростом деле. А это уже очень много" - решил Леша про себя, глубоко вдыхая любимый запах грейпфрута и ванили, которым всегда пахла его Лена.
Алексей включил поворотник и, проверив дорогу, аккуратно свернул на обочину.
Дороги были все в таком же ужасном состоянии, как и вчера ночью. И не было похоже, что коммунальные службы города обеспокоены их очисткой. Не в Рождество, во всяком случае. Потому, наверное, машин по набережной магистрали двигалось совсем мало.
Наступающие сумерки почти не разгонялись тусклым светом фонарей, но хоть снег не шел. Оставалось надеяться, что за пару дней дороги раскатают до вменяемого состояния.
- Пап, а зачем мы тут стали? Это не наш дом. Тут вообще домов нет, - он посмотрел на сына в зеркало заднего вида, привлеченный вопросом - Лешка уставился в окно, распластав нос по стеклу.
Алексей усмехнулся такому любопытству. И еще раз поразился в душе тому, как легко этот ребенок его принял, признавая отцом, несмотря на то, что видел сегодня впервые. На душе от этого было так хорошо, как никогда в жизни. Как же он был благодарен, как же любил Лену, за то, что и будучи обиженной, она сделала ему такой дар, поистине - бесценный.
- Ну почему, - не в силах сдержать усмешку, проговорил он, - вон дома, на другой стороне. Только мы не к домам приехали, - отстегнув свой ремень, Леша повернулся к сыну, расправляя курточку ребенка. Та скрутилась под ремнем безопасности из-за того, что мальчуган постоянно ерзал.
"Надо заехать в супермаркет, наверняка они еще работают, хоть и праздник. Купить Лешке сиденье", - решил он про себя, легонько щелкая сына по носу.
Лена говорила, что он может взять кресло в ее машине, но Алексей собирался возить своего ребенка на постоянной основе, а значит, в его машине должно быть отдельное специальное сиденье.
По странной причине, наличие данного детского аксессуара казалось жизненно необходимым, словно бы было очередной вехой, помогающей ему еще надежней укрепиться в их жизнях.
- А куда? Куда мы приехали? - опять начал вертеться Лешик, стаскивая с головы шапку. - Мне жалко, ушки голят, - невозмутимо объяснил он, под пристальным взглядом Алексея. - Мама всегда лазлешает ее в машине снимать.
- Ну, если мама разрешает, - с улыбкой кивнул Леша, - тогда ладно, - ему было непривычно называть Лену - матерью, пусть и их общего ребенка. Но он уже почти освоился с этим. А в салоне действительно было довольно тепло.
- Так куда мы плиехали? - опять спросил мальчуган, елозя пальцами по окну. - Это же лечка. А зачем мы сдесь?
- Да, река, - кивнул Алексей, поворачиваясь к своему окну. - Мы ненадолго. Я просто постою минутку на улице, посмотрю на реку, ладно? А ты посиди в салоне, чтобы не замерз, раз уж шапку снял. Да и голова, вон, мокрая.
Он растрепал влажные темные прядки волос сына на лобике.
- Ладно, - недовольный тем, что его не выпускают, Лешик поджал губы. - А что тут такого важного, в этой лечке? Она же замелзшая. Чего на нее смотлеть?
- Важного…, - задумчиво повторил Алексей, открывая дверь со своей стороны. - Да ничего важного, наверное, для кого-то. Просто это река…, - он вздохнул, и опять обернулся к сыну, который внимательно смотрел на него. - Это сложно объяснить, Лешка. Меня долго не было, и я очень скучал по своему дому, по городу, и по реке этой…
- А по нам с мамой, скучал? - перебил его малыш, забавно выпячивая губки.
- Вот по вам, с мамой - я скучал больше всего, - не удержался от еще одной усмешки Леша, и вышел на улицу, не закрыв дверь полностью. - Потому и хочу тут постоять пару минут, - продолжил он объяснять сыну, который, несмотря на ремень, умудрился высунуть голову между опорой дверей и передним сиденьем. Да уж, кресло ему было необходимо срочно. - Мы с твоей мамой именно здесь и познакомились, - договорил Леша и, положив ладонь на голову ребенка, мягко затолкал его обратно на сиденье. - Дай мне минутку, ладно?
- Ла-а-дно, - разочарованно протянул малыш, садясь на свое место. - Какие же вы стланные, взлослые, - покачав головой, проворчал Леша.
Алексей не смог сдержать широкую улыбку от такого комментария, и быстро отвернулся, чтобы нее выдать сыну свое веселье.
"Да уж, иначе их назвать сложно - странные. Или, глупые, так будет точнее…", - подумал он, опираясь спиной на дверь и вглядываясь в речку.
Вопреки словам Лешки, та замерзнуть еще не успела, не такие уж и сильные стояли морозы. И темная вода, перекатываясь небольшими волнами, неторопливо бежала между берегов, укрытых белым, пушистым снегом. Хоть и наступали сумерки, но небо еще было светлым. А может, это облака, затянувшие горизонт, так причудливо рассеивали свет угасающего дня, что весь небосвод казался опалесцирующим слабым светом.
Вот странно, он уже полтора месяца, как вернулся из Чехии, но почувствовал себя дома только сегодня утром, когда обнял Лену, когда поцеловал ее…
И сейчас, глядя на неторопливые воды реки, Алексей впервые осознал, как же сильно, на самом деле, он соскучился по родной стране, по своему городу, по всему, что всегда было в его памяти, в его сердце.
"Казалось бы, чего им тогда не хватало? Что было еще им нужно, чтобы понять, как важно дорожить тем счастьем, которое дала судьба? А они с Леной так бездумно отпустили его…"
Рука сама собой потянулась в карман, где лежала пачка сигарет.
Он не курил целый день, все некогда было, и сейчас организм едва не трусило от необходимости в дозе никотина. Отвратительная, губящая привычка, которую он всегда презирал в людях. И вот до чего докатился за эти годы.
Алексей уставился на пачку, зажатую в ладони, но глаза не видели ничего. Не задумываясь, механическими движениями пальцев, он откинул крышку коробки, тогда как сам возвращался мыслями в прошлое.
В детстве Леша даже не пробовал сигарет ни разу, а в двадцать шесть - начал. Идиот. Дурак, каких еще поискать надо.
Он так четко помнил тот вечер, когда впервые затянулся сигаретой. И не потому, что хотелось. Нет, он просто начал презирать себя тогда. И как подтверждение этого, как постоянное напоминание о том, что сделала Лена, что он сделал из-за этого, взял тлеющую сигарету…
Он помнил первый горький вкус во рту.
Но и эта горечь не могла перебить боли, которая, казалось, прогрызла дырку у него внутри, выедая внутренности. И так же хорошо, как едкий привкус табачного дыма во рту, помнил громкий, раздражающий, режущий слух, смех той девушки, привкус помады которой мешался с горечью его первой сигареты…
Это было ровно через три недели и два дня после того, как Витька сказал ему, что Лена вышла замуж. И что ребенка не было…
В тот день, когда Алексей, наконец-то заставил себя поверить, что она его предала. Когда он, злой, обиженный, словно подросток, не имеющий больше сил разбираться в себе и в том, что они наделали, пошел искать утешения в объятиях другой.
