Сергей Челяев - Ключ от Дерева
Когда ваш Камерон выступил на совете послов и правителей со своей наивной проповедью, я пришел к нему в крепость, и мы говорили ночь напролет. Я пытался объяснить всю ошибочность его позиции, и некоторые мои доводы произвели на него впечатление. К сожалению, он не придал должного значения нашей встрече, у него уже был свой план жизни на захваченных территориях.
– И тогда вы решили его убить… – полуутвердительно проговорил Травник, глядя на посеревшие угли, присыпанные золой. Друиды молчали, и Ян молчал вместе с ними. – Пока я слушаю тебя, зорз, – молвил Травник, – слушаю, пока ты говоришь сегодня, но завтра все изменится. Ты враг мой и этих людей в зеленых одеждах, и они не успокоятся до тех пор, пока друид Пилигрим Камерон не будет отмщен. Вряд ли ты сумеешь сейчас объяснить им, почему ты убил их учителя. Вряд ли ты сумеешь избежать их кары – ты можешь только попытаться остановить их, зорз!
– Ты забавляешь меня, друид, – усмехнулся краешками губ Птицелов. – Твой учитель не поверил, что существует на свете сила, которая вершит свои дела и не советуется, как ей поступать с низшими существами.
– На земле не существует сил превыше людских, – твердо сказал друид. При этих словах Книгочей поднял глаза на Травника и покачал головой.
– Ты отрицаешь божественное провидение, Служитель злаков? – удивился старшина. – Оно ведь частенько вмешивается, особенно когда ваше детское ведовство оказывается бессильным! Кто уводит с опустошенных земель эпидемии, кто оберегает людей и скот в голодные, неурожайные годы?
– Не боги насылают ветры, не им и дуть в паруса, – ответил Травник.
– Когда возникает необходимость, боги снова вспоминают, как обжигать горшки. Они-то уж прекрасно понимают, что гуманнее и быстрее вырезать болячку, чем пестовать нарыв. Если один стоит на пути счастья сотен и тысяч, его устраняют с пути, и мудрые принимают такое решение без тени сомнения. Они мудры, и они всегда среди людей, в этом миссия мудрости. Они – сама плоть и кровь человечества, кому, как не им, мудрым, знать нужды и чаяния простых смертных!
Травник потрепал по плечу Яна, и тот поднял тяжелую от утихающей злости голову и в недоумении посмотрел на друида. Травник ободряюще улыбнулся и кивнул на старшину:
– Посмотри на мудрого, Ян! Он претендует на это звание, злобный колдун и убийца, для которого на этой земле нет ничего, что он не сумел бы перешагнуть во имя его собственной несправедливости – выгоды, власти, порабощения низших. Но даже убить ему мало – нужно навести морок, оклеветать и после смерти, чтобы боялись и перешептывались по темным избам. Ты даже не враг, зорз. Ты просто чужой, порождение другого мира с другими правилами и законами. Поэтому сидишь тут перед нами и поучаешь, поучаешь тех, кто день и ночь ищет тебя, чтобы убить. Ты хозяйничаешь на земле, как в собственном чулане. Но запомни: я последую за тобой хоть на край света и не успокоюсь, покуда не настигну тебя и твоих адептов!
– Если только останешься жив, друид, – добавил Птицелов, лениво пожевывая одуванчиковый стебелек. – Если останешься жив…
Длинный и тощий как жердь Кукольник поднялся с колен и пристально оглядел друидов, каждого по отдельности, включая Коростеля и Гвинпина.
– Мыши собрались поймать кота? – подчеркнуто будничным тоном осведомился он, разминая затекшие ноги. – В свою же собственную мышеловку, верно?
Коротышка весело рассмеялся, безмятежно и искренне, как ребенок, и даже угрюмый Колдун улыбнулся, хотя это явно стоило ему усилия.
– До завтрашнего утра у нас перемирие, – заметил Волынщик. – Я настоятельно советую вам, господа друиды, сегодня же отправиться в какую-нибудь противоположную сторону, и чем скорее вы это сделаете, тем будет лучше для вас и ваших близких. Если же вы не будете благоразумны…
– Тогда война! – с запальчивой надеждой выкрикнул Март, с ненавистью глядя на старшину; его глаза пo-юношески блестели.
– Война? – лениво переспросил Птицелов. – Нет, конечно. Война, молодой человек, это слишком простой и грубый способ решать вопросы. И к тому же, – старшина сделал двумя пальцами движение, как будто он обрезает ножницами длинную ножку одуванчика, – в случае с вами это – чересчур быстрый способ.
Он прошелся вокруг дымящегося костра, издевательски пританцовывая и размахивая руками, подобно канатоходцу, неудачно балансирующему на большой высоте. Збышек бешеными глазами провожал каждое движение зорза, его побелевшие пальцы судорожно сжимали рукоятку оленьего ножа. Гвинпин прятался за спиной Лисовина, изредка пощелкивая клювом от волнения. Спутник Птицелова по прозвищу Лекарь перемешивал в маленькой склянке серый порошок, и его остановившийся взгляд был устремлен на сидящего напротив Книгочея.
– Я уже и так потерял с вами уйму времени, – весело заявил Птицелов. – Придется уделить вам еще немного.
Он подошел к Травнику, который сидел на траве, обхватив колени руками. Птицелов возвышался над друидом, а тот невозмутимо обозревал сапоги противника. Старшина с минуту молчал, затем отсалютовал друиду и торжественно провозгласил:
– Я объявляю тебя своим противником, Служитель леса, тебя и твоих спутников. Отныне между нами лежит великая Игра, и ставкой в ней будут ваши жизни, господа друиды. Правила Игры вы вольны выбирать себе сами, я оставляю за собой такое же право. Игра начинается завтра на рассвете, и каждая из сторон может привлечь на свою сторону любых союзников, каких только пожелает. Ты считаешь себя охотником, друид, но чтобы добить ту дичь, на которую ты столь опрометчиво замахнулся, тебе бы надо быть самым великим охотником, лучшим из лучших. Мы поиграем с вами, но правила нашей Игры будут недоступны вашему разумению. Сама смерть покажется вам избавлением, и хорошо, если вы подойдете к своему порогу в здравом уме и останетесь самими собой – во всех смыслах.
При этих словах Волынщика Старик ухмыльнулся синеватыми бескровными губами и с интересом посмотрел на друидов, как смотрит старый, опытный гончий пес на бегущую вдалеке через поля незнакомую добычу, оценивая ее силы и возможную способность к борьбе и сопротивлению. Коротышка увлеченно ворошил угли ладошкой, а Колдун откинулся на траву и полуприкрыл глаза. Кукольник вязал в длинных узловатых пальцах узелки на тонком сером шнурке, который извлек из своего мешка. Лекарь убрал в складки дорожного плаща склянку с порошком и теперь сидел с неестественно прямой спиной, взгляд его по-прежнему был устремлен на Книгочея.
Последний спутник Волынщика, имени которого Ян не запомнил, не участвовал в разговоре. Он спал, подложив под голову локоть и серую котомку, расшитую неясным узором. Его лицо обросло недельной щетиной и даже во сне несло на себе отпечаток физической усталости и недосыпания.
