Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
Аленины руки, маленькие, с обгрызенными ногтями, извлекали из фабричного пианино информацию, которой девочка одиннадцати лет не могла, не должна была владеть. Аспирин слушал, по коже бежали мурашки, вода капала со сложенного зонтика на паркет. Алена играла о мире, каким она его видела, и от картины, открывшейся сейчас Аспирину, перехватывало дыхание и трескались губы.
Чугунный механизм, провернувшись в последний раз, затих. Правая Аленина рука упала на клавиши, полежала и соскользнула, будто лишившись последних сил. Девочка, до сих пор сидевшая прямо, вздохнула и сгорбилась, по-прежнему глядя перед собой.
Ни слова не говоря, Аспирин пошел на кухню. Вскипятил чайник, забыл про него и вскипятил еще раз. Вытащил из холодильника колбасу, положил обратно. Заварил себе чая и тогда только увидел, что сидит по-прежнему в мокром плаще и грязных уличных ботинках.
Пришла из комнаты Алена. Остановилась в дверях.
— Что же нам делать? — спросил Аспирин вслух.
Она хмыкнула — насмешливо, буднично, как ни в чем не бывало:
— Получил визу?
Аспирин покачал головой.
— В понедельник… Алена, сколько тебе лет?
Она пожала плечами:
— Одиннадцать.
На кухне снова сделалось тихо. Аспирин и хотел бы заговорить, но слова, обычно изливавшиеся из него без напряжения, сейчас будто все пересохли, заскорузли и встали поперек горла.
— Плащ сними, — сказала Алена. — Натоптал здесь…
Аспирин поднялся, чтобы идти в прихожую, но тут Алена спросила со странным выражением:
— Ты хочешь сказать… ты видел, о чем я играла?
— Не видел, — признался Аспирин. — Наверное… чуял.
— Вот оно что, — сказала Алена, и Аспирин снова не понял, что за интонация проскользнула в ее голосе.
— Слушай, — начал он. — Этот… который дал тебе струны. Он тебя защитит, если что?
— Если что?
— Ну… враги нападут.
— Если нападут враги, меня защитит Мишутка, — спокойно, как ребенку, объяснила Алена.
* * *— Ну как же, милые мои, как нам не повезло с погодой! С другой стороны, октябрь — это отнюдь не май, нет! Октябрь уж наступил, уж роща отряхает… буквально все отряхает. Я сегодня видел рощу, которая вообще отряхнула, совсем. И хочется тепла, простого человеческого тепла, и вот мягкое и теплое «Лапа-радио» предлагает вам суперкомфортную, суперосеннюю музыку!
В пятницу он отработал в клубе безо всякого удовольствия, без куража — вытянул сет, как вытягивают тачку по раскисшей глине. В субботу был утренний эфир; время тянулось, средневековое пыльное время. Приторным леденцом тянулась песенка в эфире. Навсегда отбивала у кого-то, молодого и глупого, способность различать полутона и оттенки. Ну и пусть.
Послезавтра ему дадут визу. Не могут не дать. И послезавтра — в крайнем случае, во вторник — он улетит отсюда. Надолго. Может быть, навсегда. Проклятая девчонка со своим медведем все-таки сломала ему жизнь.
Он вспомнил, как она играла, и пропустил свое вступление. Песня давно закончилась, режиссерша матерно ругалась за звуконепроницаемым стеклом, а Аспирин смотрел перед собой остановившимися глазами и пытался понять: где он? Что с ним происходит?
— Дорогие мои… сегодня суббота. «Лапа-радио с вами». Нам предстоит полчаса любимой народной игры в эс-эм-эски. Первый из вас, кто пришлет сообщение на телефон… погодите-погодите, рано хвататься за трубки… вы еще не знаете, что именно мы хотим от вас услышать. А вы должны всего лишь пораскинуть мозгами и ответить на вопрос: что у акулы в середине? Думаем, присылаем сообщения, победитель получит… а, я забыл, что получит победитель. Погодите-ка… два билета в кинотеатр «Акула». Вот так. А пока вы решаете загадку — «Плакала береза!»
Он приехал домой измочаленный и злой. И, конечно, не обратил внимание на странную бледность и собранность Алены.
После полудня тучи разошлись, и закат получился вполне пристойным. Когда последние солнечные лучи заглянули в кухню, Алена взяла скрипку и ушла, на прощание сказав Аспирину:
— Я скоро.
В субботу у нее не было занятий.
Он увидел из окна, как она идет по двору — подчеркнуто решительно, упруго, будто преодолевая затаенный страх. И, сам не зная зачем, лихорадочно принялся одеваться.
* * *Он догнал ее на перекрестке у метро. Алена шла, не оборачиваясь, и его не видела.
Она спустилась в метро, и Аспирин за ней. Ситуация была дурацкая, и он не знал, что говорить, если Алена его заметит — но она и гранаты, наверное, не заметила бы, хоть разорвись граната под самым ее ее носом.
Аспирин давно уже не ездил в метро. Он забыл, как тут душно, какие угрюмые и жесткие лица у этих людей — его каждодневных слушателей. Ну, кто еще посмеет упрекнуть его, Аспирина, что он, тупой болтун, делает их жизнь чуточку разнообразнее, капельку ярче?
Алена стояла, прислонившись к двери спиной, хоть на стекле ясно было написано «Не прислоняться». В детстве Аспирин, коротая время в вагоне, любил складывать новые слова из этих белых букв, выходило и «слон», и «рис», и «пир», да много чего выходило, всего и не вспомнишь.
Алена не искала развлечений. Стояла, нахохлившись, прижимая к груди футляр со скрипкой. Аспирин теперь только сообразил: а Мишутки-то нет! Впервые за много дней Алена вышла из дома без плюшевого друга и телохранителя!
Он огляделся. Все лица в вагоне показались ему подозрительными и недобрыми.
Куда она едет?
Мог Вискас назначить ей встречу, выманить на свидание — без Мишутки? Мог. Что угодно мог. Пока Аспирин трепался в эфире…
От жары и духоты он быстро устал и вспотел. Еще не поздно было подойти к Алене, признаться в шпионаже и вымотать правду. Если удастся, конечно. Не пустить, запугать, силком утащить домой…
А может, все-таки проследить и исследовать, кто и куда ее пытается затащить?
На следующей остановке вагон заполнился людьми почти под завязку. Аспирину приходилось тянуться на цыпочки, чтобы не упустить Алену из виду. Она все так же стояла, съежившись, глядя перед собой — нервничала. Ей тоже было не по себе. Двери вагона снова открылись, завертелся человеческий водоворот, и Аспирин чуть не упустил ее.
Алена кинулась к выходу сломя голову. Аспирин — за ней. Раздраженно, по-старушечьи заругалась девица на шпильках. Аспирин придержал съезжающиеся двери и выпрыгнул на перрон — Алену уносило толпой.
То замедляя шаг, то лавируя среди идущих, Аспирин нагнал ее и пристроился в десятке шагов за ее спиной. Алене стоило оглянуться, чтобы обнаружить слежку, но она не оглядывалась.
Один за другим они вышли из метро и очутились в огромном подземном переходе. Алена шагала все менее решительно. Аспирин был почти уверен, что она раздумает и повернет назад, но Алена тряхнула головой, будто приказывая себе отставить малодушие, и двинулась дальше по подземной кишке — мимо аптечного киоска, мимо входа в закусочную, мимо щекастого парня, торговавшего заводными игрушками (механические котята-монстры истошно вопили, сверкая зелеными лампочками глаз, а солдаты в камуфляже ползли и стреляли). Алена вышла на перекресток, где сходились два подземных человеческих потока, и остановилась у автомата с напитками.
