Людмила Астахова - Бабочки в жерновах
На вытоптанной козой и посетителями лужайке приплясывал Хил Рэджис, довольный, как будто только что орден получил. Ну, или мурранского пива хлебнул, хотя одно другого не исключает.
— Лив! — радостно заорал он. — Старый Фирск скопытился!
— Морские и подземные! Где?
— Аккурат у эмиссариата, под самой твоей дверью! Висит, как сушеная треска, только пока не пованивает. Давай, собирайся. Только тебя и ждем!
— Повесился… — ворчала Лив, торопливо влезая в юбку и путаясь в пуговках рубашки. — Опять! Старый хрыч! Козел безрогий! Выбрал время! Не мог два дня подождать! — наскоро провела пару раз щеткой по волосам, поплескала в лицо воды из тазика и гаркнула: — Эй! Как там тебя… Верэн! Пошевеливайся! Пойдешь со мной.
Тьфу, пропасть! Даже утреннюю жертву принести некогда! Плошечки на маленьком алтаре у южной стены башни остались пустыми. Перебьются морские и подземные до вечера без молока и меда. «Потом отмолю», — решила Лив, опасливо поплевав под ноги. Мало ли что…
Она вылезла прямо в окно, чтобы не терять времени даром. Хил продолжал скалиться. Радостно ему было, паршивцу! Весь остров такой, сплошные доброхоты. Как кто помрет, сразу в пляс.
— А вам только повод дай контрабандного хлебнуть, — укорила Лив соседа.
— Так а чем не повод-то? — развел руками тот и подмигнул: — Что, и малявку с собой потащишь?
— Лучше пусть при мне будет, а то шустрая слишком, так глазищами и стреляет, — пробурчала эмиссарша. — Что твоя гаубица!
— Стреляет, да ведь вроде мимо, — насмешливо зафыркал Хил. — Или подбила уже крейсер наш?
— А она по площадям бьет, так что остерегись и ты, — парировала Лив и, обернувшись, снова позвала: — Ну?! Верэн! Где ты там?
Но насмешки соседа запали в темные глубины души дамы Тенар, засели там и закопошились, словно мокрицы во мраке. И в самом деле… Берт, конечно, всегда возвращается, как бы не загулял, однако… однако он — блудливый кот, как и все их подлое мужичье племя. К тому же — моряк, и в каждом порту у него по бабе, а то и не по одной. Но те, заморские — чужие, а эта ушлая вертихвостка — своя. И только через год станет окончательно ясно, кем она предстанет перед эспитцами.
И, в конце концов, кто такая Келса?!
Сомнения грызли Скайру Лив всю недолгую дорогу до эмиссариата. Но, прежде чем ревновать и карать за измену, надо убедиться, что ревность не будет напрасной, а кара — чрезмерной. Женщина бросала на хадрийку мрачные взгляды искоса и довольно скоро призналась сама себе: да, с очарованием юности не поспоришь. Свежесть девчонки девяносто мужчин из ста заставит отвернуться от наскучившей зрелости женщины, даже любимой. Такую уж муку смололи жернова Вечной Мельницы, ничего не поделаешь. Из года в год, из века в век все повторяется, все стремится по кругу, возвращаясь к тому, с чего было начато. Так стало с тех самых пор, когда сгинул народ земли Калитар вместе с богами своими, а на их место пришло новое беспамятное племя, а с ним — великое равенство и Вечная Мельница. Но вправду ли нет ничего нового под звездами? Вот эта, длинноногая и прыткая, вот она — новость? Или еще одно повторение когда-то бывшего?
В любом случае, сладкого Берта надобно проучить. И — упредить. И тут заезжий авантюрист придется очень кстати. Все равно ведь кончит плохо, как и все предыдущие, так что ж его жалеть?
Верэн. Эспит
Так бывает, когда человека насильно будят посреди глубокого крепчайшего сна. Вроде бы уже проснулся — разговариваешь, на вопросы отвечаешь, пьешь-ешь как обычно, но сон тоненьким слоем, точно корочкой льда, сковывает разум. Ночное видение глубоко пустило корни в душу, оно еще властвует над чувствами, притупляя действительность, как хмель от кружки пива.
Верэн безропотно брела следом за Лив, но ничего вокруг не видела, досыпая на ходу. Ночное безвременье последних месяцев закончилось в уютной крошечной спальне для гостей, на пахнущих гиацинтом простынях. Накрахмаленная ткань хрустела под несерьезной тяжестью девичьего тела, настольная лампа отбрасывала на выцветшие бумажные обои причудливые тени, а с картин, забранных в посеребренные рамки, на хадрийку глядел сам остров Эспит. Скалы и пляжи, маленькие уютные домики и бытовые сценки вековой давности, выписанные с поразительной точностью. Вот девушка в муслиновом платье стоит в проеме двери деревенского домика, а об её ногу трется полосатая кошка. И если вглядеться, то резной узор на створке точь-в-точь такой же, какой и сейчас украшает входную дверь хозяйского дома.
Верэн вроде бы устала до полного изнеможения, а всё лежала и лежала без сна, одержимая размышлениями, прежде несвойственными её практичной натуре. Какой смысл думать, кто все эти люди на миниатюрах? Предки ли они дамы Тенар или прежние владельцы усадьбы, какая разница? А вот почему-то тревожат пришлую и чужую здесь девчонку эти женщины с маленькими, скорбно поджатыми ртами, и дети, причесанные и одетые как взрослые. Кто они, что с ними сталось, когда и где? В доме родителей никаких картин сроду не водилось — ни портретов, ни пейзажей, ни натюрмортов. Раньше казалось — пустая трата денег и блажь. А вот и нет! Чудо такое удивительное, необъяснимая тайна и даже в чем-то колдовство, когда все эти легкие мазки превращаются в облака, домики, собак, человеческие лица.
И не заметила Верэн Раинер, как отправилась узкой тропинкой к одинокой башне, похожей издали на палец, указывающий путь в небеса. А ветер гнал темно-серые тучи в закат — лилово-сиреневый и тревожный. На вершине в узкой бойнице горел призывный огонек, золотой и мерцающий, похожий на свет маяка. Чтобы утлый челн жизни человечьей нашел дорогу к надежному берегу.
Дверь оказалась открытой. Крошечное пламя свечи, стоящей в нише, чуть испуганно качнулось, но, словно узнав долгожданную гостью, разгорелось еще сильнее. Специально, не иначе! Так ведь в потемках не разглядишь лестницу, ведущую вниз в подвал.
«А ведь Лив предупреждала, что туда нельзя», — припомнила Верэн и застыла на месте, скованная страхом перед грозной дамой Тенар.
Но кого и когда останавливал запрет в виде просьбы? Только железный засов и огромный замок, только они стоят на страже девичьего и кошачьего любопытства.
Ступеньки будто сами стелились под босые пятки девушки. Не споткнулась ни разу, не оступилась, вот ведь! Стены узкого коридора расступились, не дав нарушительнице даже шишку себе на лбу набить. Самое время заподозрить неладное и назад повернуть, но куда там! Вот и ручка дверная нашлась — кованая, ржавая, страшная. Как за такую не потянуть?
И только скрипнули петли, как злая эмиссарша вытащила гостью из теплой постельки.
