Валерий Вайнин - Убить Змея
Старушка всплеснула руками.
— Ой, зачем?! Вы и так уж… — Она вдруг погрозила ему пальцем. — Как тут железная дорога оказалась? Как вы ее протащили?
— Секрет фирмы. — Глеб поставил пакеты с продуктами у стены. — Саша дома?
— Саша дома, — эхом отозвалась внезапно появившаяся девчушка. — Он улоки делает. Злой, как челт.
— Привет, Танька! — протянул ей руку Глеб. Спрятавшись за бабушкину юбку, девочка хихикнула:
— Пливет, пливет!
Варвара Львовна провела Глеба в комнату, где Саша делал уроки. Комнатка была убогой, с пузырящимися обоями. Мальчик сидел за круглым обеденным столом, и на стул ему для удобства была подложена пачка газет.
— Привет, Саш! — бодро произнес Глеб. Мальчик даже головы не повернул.
— Здравствуйте.
Возникла пауза. Варвара Львовна покашляла от неловкости.
— Сашок, к тебе пришли. Ты бы отвлекся…
— У меня уроков навалом.
— В каком ты классе? — столь же бодро осведомился Глеб. Мальчик с усмешкой обернулся, и усмешка эта была какой-то недетской.
— В третьем, — ответил он вежливо. — Учусь на четыре-пять. В свободное время книжки читаю.
Теперь неловкость ощутила даже Танька.
— Злой, как челт, — повторила она тихо.
— Саша, — бабушка пыталась говорить строго, — ты поблагодарил бы Глеба… э-э… за подарок!
— Спасибо, — сказал мальчик, листая учебник арифметики.
— Не за что, — ответил Глеб. — Ладно, не стану тебе мешать.
Саша промолчал. И Варвара Львовна поспешно предложила:
— Пойдемте, я напою вас чаем.
— Спасибо, мне надо бежать. — Глеб направился в прихожую. — В другой раз как-нибудь.
— Вечно у вас «в другой раз»… — Старушка вдруг зыркнула на дверь комнаты, в которой занимался мальчик. — Хотите я вам Сашины стихи покажу? — спросила она, заговорщицки понизив голос.
Глеб посмотрел на нее с удивлением:
— Конечно.
Старушка метнулась куда-то, чем-то пошелестела и вынесла три листка, вырванных из школьной тетради.
— Вот, — прошептала она, — больше не нашла. Он куда-то их прячет.
Стихи были записаны круглым детским почерком, без ошибок. Одно стихотворение называлось «Новый год».
Не трогали кошки мышек, и зайцев не ели волки.
Родители всех детишек водили гурьбой на елки.
Махал Дед Мороз им шляпой, чтоб счастлив был даже слабый.
А те, кто без мамы с папой, играли со снежной бабой.
Глеб растерянно взглянул на Варвару Львовну. На лице старушки отражалась гордость за внука. И вопрос о родителях Саши и Тани, можно сказать, замер у Глеба на губах. Другое стихотворение было без названия.
Хоть ты злишься — мне все равно: унесет меня добрый конь.
Знай, не маленький я давно — не дразни меня и не тронь.
И тебе, моему врагу, крикну я, горяча коня:
«Может, я тебе помогу — только ты не дразни меня!»
Глеб в смятении глядел на дверь, за которой скрывался Саша, и прочел третье стихотворение. Оно было совсем коротким:
Пусть черти в пекло меня сведут и скроют мои следы —
друзья узнают,
друзья придут и выручат из беды.
Этого Глеб вынести уже не мог. Вернув листки старушке, он открыл входную дверь и быстро вышел.
— До свидания, Варвара Львовна! — крикнул он, сбегая по ступенькам. — Надо будет сделать у вас ремонт!
— Всего вам доброго! — крикнула вслед старушка и, закрыв дверь, заглянула в комнату к Саше. — Что на тебя нашло? — спросила она с укором.
И вертящаяся возле ног Танька с готовностью ее поддержала:
— Плотивный и вледный!
Мальчик сердито обернулся.
— Сколько я просил не трогать мои стихи!
Варвара Львовна виновато пролепетала:
— Но, Сань, ему ведь интересно…
— Ничего ему не интересно! — повысил голос мальчик. — И никому мы не нужны!
— Сашок, нехорошо так говорить. Надо быть благодарным.
— Ой, такой вледный! — ввернула Танька. Мальчик зашелестел страницами учебника.
— Вы мне мешаете, — сказал он раздраженно. — Закройте, пожалуйста, дверь с той стороны.
На презентацию некоммерческого издательства «Жемчуг» собрался весь писательский бомонд вперемешку с бандитами. Возле Центрального дома литераторов яблоку негде было упасть, не то что припарковаться. Оставив свой «жигуленок» в дальнем переулочке, Глеб направился к месту действия. На нем было модное пальто из английской шерсти, под которым был надет превосходно сшитый смокинг. Предъявив при входе свой пригласительный билет, Глеб оказался средь оживленной, пахнущей дорогими парфюмами публики. Он сдал пальто в гардероб и стал прохаживаться в фойе, лавируя меж знатоков литературы, алчущих выпить и закусить на халяву. И в этой многоликой праздничной толпе Глеба ожидали сюрпризы.
Сперва он заметил сухопарого накрахмаленного иностранца, на одежду которого не то что пушинка — микроб не посмел бы опуститься. Иностранца этого сопровождала группа российских граждан во главе с бородатым рослым красавцем, жестко работающим локтями.
— Пройдемте туда, барон, — проговорил он на скверном английском. — Я должен вас кое с кем познакомить.
Барон капризно ответил по-русски:
— Ти мине ужье надоесть. Я от тебия устать. Мине нужино кушьять и пиить.
Бородатый красавец захохотал вместе со всей группой.
— О'кей, барон! О'кей!
Когда они проходили мимо, Глеб отвернулся, чтобы не попасться барону на глаза, и едва не столкнулся с Элен Вилье, которой два галантных господина шептали что-то на ухо. Француженка заливалась смехом, и Глеб виртуозно исчез из поля ее зрения.
Вокруг было полно красивых женщин: жены и любовницы денежных воротил, актрисы театра и кино, дочери на выданье, чьи-то секретарши. Сверкание глаз и драгоценностей электризовало атмосферу. Можно было подумать, что здесь не презентация скромного издательства, а филиал Каннского кинофестиваля.
И вдруг появилась Даша. В темно-зеленом вечернем платье. Как нож в масло, вошла она в толпу красавиц. Перед ней расступались, смех и говор смолкали, и провожали ее взоры, полные восхищения и неприкрытой зависти. Двое телевизионщиков, устанавливающих аппаратуру, при виде Даши негромко обменялись впечатлениями. «На любом конкурсе красоты — первое место», — сказал один из них. «Ни фига, — возразил второй, — конкурс вообще бы отменили». Но Даша, казалось, ничего не слышала и не замечала вокруг. Она шла под руку с русоволосым интересным мужчиной и внимала его сладким речам. Закусив губу, Глеб поспешил раствориться в общей массе.
