Стивен Эриксон - Память льда
Не важно как, но Тавора позаботится о Фелисин. Уж об этом могу не заботиться…
Колотун прервал его размышления: — Думаю, шатер Бруда находится в лагере Тисте Анди, прямо перед нами, капитан.
— Штырь с вами согласен, — заметил Паран. Маг вел их прямо к этому странному — даже с расстояния — и чем-то зловещему укреплению. На стенах не было видно ни одного часового. Правду говоря, капитан вообще никого там не видел.
— Кажется, переговоры прошли как планировалось, — отметил целитель. — По крайней мере наших не накрыло ливнем ссор.
— Я тоже нахожу это многообещающим, — сказал капитан.
Штырь повел их по своеобразной 'главной улице' лагеря, между высоких, темных палаток Тисте Анди. Наступала ночь; цвета натянутых на шесты вылинявших тканей становились неразличимы. Несколько темных, призрачных фигур появились около палаток, не обращая особого внимания на пришельцев.
— В таком месте дух высоко не воспарит, — прошептал под нос Колотун. Капитан кивнул. Словно путешествие по мрачному сну… — Вон там должен быть шатер самого Бруда, — продолжал шептать целитель. У входа в скромный шатер командующего виднелись двое, ожидавшие Парана и его солдат. Даже в темноте капитан сразу их узнал.
Пришельцы остановили лошадей, спешились и пошли к шатру.
Вискиджек не стал терять время: — Капитан, я должен поговорить с вашими солдатами. А командующий Даджек хочет поговорить с вами. Может быть, потом мы соберемся, если вам будет угодно.
Подчеркнутая вежливость речи Вискиджека взвинтила нервы Парана. Он просто кивнул в ответ, и бородатый заместитель командующего ответ в сторону Колотуна, Быстрого Бена и Штыря. Капитан воззрился на Даджека.
Старый вояка изучил лицо Парана и вздохнул. — Мы получили новости из Империи, капитан.
— Как, сэр?
Даджек пожал плечами. — Непрямым путем, конечно же, но связные надежны. Подтвердились истории о чистке среди благородных… радикальной чистке. — Он заколебался, но все-таки сказал: — У Императрицы новый Адъюнкт…
Паран задумчиво кивнул. В этом не было ничего удивительного. Лорн погибла. Должность должна быть замещена. — Вы знаете его имя, сэр?
— Ваша сестра Тавора спасла что смогла, парень. Владения Паранов в Анте, загородные имения… большинство торговых соглашений. И все же… ваш отец скончался, а вскоре ваша мать избрала… соединение с ним по ту сторону врат Худа. Мне очень жаль, Ганоэс…
Да, она могла сделать такой выбор… могла ведь? Жаль? Да, мне жаль. — Благодарю, сэр. По правде говоря, я не так шокирован новостями, как вы могли ожидать.
— Боюсь, есть еще кое-что. Ваша… гм… опала оставила Дом незащищенным. Не думаю, что у вашей сестры было много возможностей. Чистка обещала быть жестокой. Конечно, Тавора не раз все обдумала. Она отлично знала, что произойдет. Дочери благородных были… изнасилованы, потом убиты. Приказ уничтожить всех благородных, не достигших брачного возраста, никогда не был издан официально… может быть, Лейсин сама не знала, что происходит…
— Прошу вас, сэр, если Фелисин погибла — скажите мне прямо и без деталей.
Даджек покачал головой. — Нет, она избежала смерти, капитан. Это я и пытаюсь сказать.
— И какими… услугами Тавора достигла этого, сэр?
— Хотя она и стала новым Адъюнктом, ее возможности ограничены. Она не могла рискнуть и позволить себе любой… фаворитизм. Так, во всяком случае, я понимаю ее мотивы…
Паран закрыл глаза. Адъюнкт Тавора. Ну, сестра, ты знаешь свои амбиции. — Фелисин?
— Отатаральские рудники, капитан. Будьте уверены, не пожизненное. Как только в Анте погаснет огонь репрессий, ее, нет сомнения, освободят…
— Только если Тавора решит, что это не повредит ее репутации…
Даджек раскрыл глаза. — Ее репу…
— Я не имею в виду знать — они могут звать ее монстром, если захотят, и я уверен, что так они и говорят — ей все равно. Всегда было. Я имею в виду профессиональную репутацию, командир. В глазах Императрицы и ее двора. Для Таворы больше ничто не значимо. Так что она прекрасно подойдет в новые Адъюнкты. — Паран отвешивал слова ровным, невыразительным тоном. — В любом случае, как вы говорите, она принуждена действовать по ситуации, а в такой ситуации… я виноват во всем случившемся, сэр. Чистка — насилия, убийства… смерть моих родителей, все, что выпало на долю Фелисин.
— Капитан…
— Все правильно, сэр. — Паран улыбнулся. — Все потомки моих родителей виновны в никчемной бесполезности. Мы переживем последствия — может быть, у нас нет человеческой совести, может быть, мы взаправду монстры… Спасибо за новости, сэр. Как прошли переговоры?
Паран постарался не заметить горестного сочувствия в темных глазах Даджека.
— Отлично, капитан, — тихо проговорил старый воин. — Вы отправляетесь через два дня, кроме Быстрого Бена, который вас нагонит позже. Не сомневаюсь, ваши солдаты готовы к…
— Так точно, сэр, готовы.
— Отлично. Это все, капитан.
— Разрешите идти?
Словно неслышно падающий саван, опускалась тьма. Паран стоял на высоком кургане, его лицо гладил нежнейший из ветерков. Он постарался покинуть лагерь без встречи с Вискиджеком и Сжигателями мостов. Ночь предлагала одиночество, и он чувствовал себя своим на этой громадной могиле, с доносившимися из нее отзвуками боли, тоски и отчаяния. Среди этих мертвецов подо мной, сколько голосов взывает к матерям?
Умирание и смерть делают нас снова детьми, поистине, в последний раз. Это наш последний детский плач. Ведь многие философы говорили, что мы остаемся всегда детьми, глубоко под твердыми слоями, формирующими панцирь взрослости.
Панцирь покрывает, ограничивает тело и душу в нем. Но он также и защищает. Притупляет удары. Чувства теряют остроту, заставляя нас чувствовать лишь эхо ранений, а потом, с течением лет, раны заживают.
Он откинул назад голову, вызвав острый протест мускулов шеи и плеч. Поглядел в небо, мигая от боли. Тело туго обвивалось вокруг костей, словно каторжные цепи.
Но выхода же нет, правда? Воспоминания и озарения оседают в нас, словно яды, которые никогда не удалить. Он втянул холодеющий воздух глубоко в легкие, словно пытался пленить в себе дыхание звезд, равнодушие к упрекам, их ледяную жесткость. В страданиях нет блага. Свидетели тому Тисте Анди.
Ну, хоть желудок утих… готовясь, я уверен, снова довести меня до слез.
В темноте над его головой носились летучие мыши, кружась и порская, ловя пищу на лету. Крепь светилась невдалеке, словно умирающее сердце. Далеко на западе виднелись громадные пики Морантских гор. Паран обнаружил, что крепко обхватил себя руками, словно пытаясь удержать все внутри. Он не был слезлив и не привык жалеть себя. Он был рожден для тщательно вылепленного, холодного самоотчуждения, и солдатская служба лишь усилила эту привитую воспитанием черту. Если в таких вещах есть степени, ты меня посрамила. Тавора, ты действительно отличница такого воспитания. Ох, дорогая Фелисин, какую жизнь ты принуждена вести? У тебя точно нет защищающих объятий аристократии.
