Василий Сахаров - Степные волки
Последние свои слова, наемник выдыхал с какой-то особенной злобой, с неистовством каким-то. Мы молчали, слушали его и как на это реагировать не знали. А-а, пропади оно все пропадом, взял железный вертел и сунул его в самую середину углей на жаровне. Пленник покосился на меня и продолжил свои крики:
— Меня не сломить пытками, дромы. Моя душа там, в Великой Степи, со своими родными, и пусть я сам дром по крови, но я искупаю это свое несовершенство, служа Ягве. У вас есть шанс выжить, так придите в Арис и, встав на колени перед дворцом благословенного мелеха Хаима, покайтесь и отдайтесь в руки его. Скорей всего, вас приговорят к смерти на жертвенном алтаре, но души ваши будут спасены. Покайтесь!
Он прервался, а я спросил:
— Кто ты?
— Вам не надо знать моего имени, — он плюнул в меня, но промазал.
— Тогда выбирай, — я кивнул на жаровню, — или ты говоришь все что мы спрашиваем, или пытка.
— Не боюсь я ваших пыток, ибо попаду в рай, а вы сгорите в геенне огненной.
— Как знаешь. Звенислав, Курбат, стаскивайте с него штаны.
— Что вы делаете? — прокричал он в полной панике, когда парни начали ножами срезать с него одежду, а я взял в руки накаленный докрасна вертел.
— Знаешь, куда я его тебе сейчас засуну? Догадываешься?
— Нет, — в истерике заорал дурным голосом наемник. — Только не это.
— Говорить будешь?
— Скажу, — он торопливо закивал головой.
— Смотри, — вертел вернулся обратно в жаровню, — если только заподозрим, что юлишь, не пощадим.
— Все скажу, не утаю ничего.
— Кто ты?
— Десятник особого отряда тархана Менахема-бен-Нисси.
— Какова ваша задача?
— Поступили сведения, что старый герцог Штангордский, имел предсмертное видение, где ему было сказано, что держава рахдонов может пасть, если дети дромских гвардейцев, выжившие после бойни в Арисе, нападут на нее. Нам было приказано, под прикрытием мятежа дворян, уничтожить приют, и проследить за тем, чтобы никто не выжил. Прибыли сегодня рано утром двумя отрядами, должны были работать через три дня, но мятеж по какой-то причине раньше начался.
— Мадам Эра, та, которую вы убили, — я махнул в сторону спальни. — Чем она занималась?
— Тархан Менахем знал ее адрес, и когда мы атаковали приют, ее привлекли для подсчета трупов.
— Что она сказала?
— Сказала, что в куче не разберет, но вроде как все.
— Почему ей гвоздь в голову забили?
— Это опознавательный знак нашего отряда. Мы бы и в приюте так сделали, но Менахем-бен-Нисси запретил.
— Как тебя зовут?
Десятник замялся и спросил:
— По дромски или по рахдонски?
— Как тебя родители называли, сволочь? — выкрикнул я.
— Вукомир Горыня, — потупился он.
— А у рахдонов как?
— Мендэл Тупица.
— Как ты стал служить рахдонам?
— Голодно было, бескормица, и надо было своих родных кормить. Сборщик налогов забрал все, а тут набор объявили, восстание в верховьях Итиля давить. Вот и пошел. А там кровью повязали, когда деревни и схроны лесные жгли, и дороги назад не стало, — он взвился, попытался подскочить, но веревки мы вязали хорошо, добротно. — Да, что вы знаете? Видел я мельком, как вы в приюте здесь жили, и видел, чем вас кормили. Вы здесь под защитой чужеземцев жируете, а мы там, подыхаем. Иной год, вся степь в почерневших трупах. Раньше нас много было, а теперь, все, кончились дромы, одни холопы рахдонские и рабы остались.
Курбат закатил ему пощечину для успокоения, наемник мотнув головой, примолк, а я продолжил задавать вопросы:
— Где сейчас ваш отряд?
— Уже за городом, в степь возвращаются. Вам их не догнать.
— Второй отряд где?
— Там только три десятка бойцов, они должны мятежникам помогать. Наш отряд сам по себе, работу сделали, теперь одвуконь к границе скачут.
— А вы, почему задержались?
— В доме у этой потаскухи бумаги на всех воспитанников были, обыск производили, а потом побаловаться захотелось.
— Бумаги нашли?
— Да, нашли, они у Ицхака Идиота в свертке, вместе с золотом, что у этой дуры в тайниках лежало.
— Есть какой-то сверток, — подтвердил Звенислав.
— Расскажи, как сейчас живут в бывшем Дромском каганате.
Наемник некоторое время помолчал и начал говорить:
— Наверху, мелех Хаим, основатель новой династии, он власть. Рядом с ним, Совет Старейшин, во главе с премудрым Лейбой. У Хаима армия наемников, как из горцев-гарля, так и из бывших дромов, а у Совета Старейшин амулет Блеклой Луны, который поят силой кровавых жертв. Они все решают совместно, и разногласий между ними нет. Потом идут чистокровные и самые знатные рахдоны в звании бека, они что-то вроде министров. За ними следуют тудуны — наместники городов, начальники или надзиратели за степными территориями. Под ними тарханы, аристократы, но там уже не только рахдоны, но и знатные дромы попадаются, которые Хаиму клятву верности дали. Есть еще этельберы — это иноземные правители из покоренных или подвластных племен, они равны тарханам. Рангом ниже, тутуки — управленцы районов. Еще ниже, воины-наемники на службе мелеха Хаима и вольный работный люд. В самом низу все остальные, рабы, за счет которых, все вышестоящие живут.
— Про амулет этот, Блеклая Луна, что сказать можешь.
— Ничего, — наемник отрицательно покачал головой. — Слышал только, что на врагов он насылает сильную слабость, а на рахдонов не действует. Поэтому в битве, они подходят вплотную к противнику и убивают его. Говорят, что именно так, Арис пал. Там единственные, кто против амулета выстоял, так это дочери кагана Бравлина и ведуньи Родославы. Они отход каравана с детьми гвардейцев, почти сутки прикрывали, пока силы не иссякли.
— Армия у них какая?
— Наемные отряды, постоянной численности нет, но при нужде, до трехсот тысяч воинов собрать могут. Горцы-гарля в основном пехотинцы, дромы и борасы конница, а есть еще гвардейцы, десять тысяч тяжелой кавалерии из пустынных бордзу. Флота они не держат, а при необходимости, пиратов нанимают. Их армия — золото, а его у них много.
— Кто враги рахдонов?
— Все им враги, — десятник невесело ухмыльнулся, — куда взор не кинь, кругом враги. Только вот выступить против них, мало кто решается. Есть по ту сторону степи, у хребтов горных, несколько сильных племен, схожих с дромами языком и богами, так они с ними воюют уже десять лет. Потом на севере, Орден Мореходов, мечники великие, никак им покориться не желают. Местный герцог враждовал с рахдонами, границу перекрыл, но мы ведь здесь, а значит золото, опять сильней, чем честь, оказалось.
— Пламен, — окликнул меня Звенислав, — светает, пора уходить.
