Терри Гудкайнд - Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница
Люди пооткрывали рты. Брови удивлённо поползли вверх. Такие победы случались только в детских играх. На этом же уровне ещё никогда не слышали о команде, игравшей с перевесом больше чем в четыре-пять очков.
— Каждый член проигравшей команды получает ударов плетью по числу проигранных очков, — сказал Ричард. — Я хочу, чтобы эта кровавая порка не сходила с языков всех остальных команд в лагере.
С этого момента никто уже не будет смеяться. Вместо этого встреча с нами будет тревожить каждую команду. В тревоге людям свойственно совершать ошибки.
Каждый раз, когда они будут допускать такую ошибку, мы с готовностью ударим. Не позволим им беспокоиться попусту. Воплотим в жизнь их худшие опасения. Пусть не зря будет каждая капля холодного пота без сна.
Вторую команду мы побьём в двенадцать очков. И тогда следующая команда будет бояться нас ещё больше.
Ричард указал красным пальцем на солдат в команде.
— Вы знаете эффективность такой тактики. Вы сокрушаете каждый город на своём пути, чтобы те, кому только предстоит быть завоёванными, тряслись от страха в ожидании. Ваша слава шла впереди вас, и они боялись одного вашего прибытия. Их страх позволял вам разгромить их ещё легче.
Солдаты заухмылялись. Теперь они воспринимали план Ричарда в понятных им образах.
— Нам нужно, чтобы все остальные команды боялись команды с раскрашенными красным лицами, — Ричард сжал в кулак свободную руку. — И когда придёт их очередь, мы сокрушим и их.
В неожиданно наступившей тишине люди сжали кулаки по его примеру и ударили в грудь в клятве сделать именно так. Все они хотели победить, у каждого на это была своя причина.
Но ни одна из этих причин ни в какое сравнение не шла с причиной Ричарда.
Он надеялся никогда не играть с командой императора — надеялся, что его шанс представится ему гораздо раньше — но должен был быть готовым идти и так далеко, если потребуется.
Он знал, что стоящий шанс мог и не представиться до тех пор. Так или иначе, он должен был гарантировать, что они дойдут до финального матча, когда у него было бы куда больше шансов.
Наконец Ричард вернулся к Джонроку и быстро закончил рисунок на его мускулистых руках несколькими эмблемами, символизировавшими массивную тяжёлую атаку.
— Я следующий, ладно, Рубен? — спросил один.
— А потом я, — вторил другой.
— По одному, — ответил Ричард. Пока я работаю, надо продумать нашу стратегию. Я хочу, чтобы каждый точно знал свою роль в игре. Мы все должны чётко знать план и следовать ему.
Мы должны определить условные знаки. Я хочу, чтобы мы были готовы рвануться на противника в первое же мгновение. Хочу смести их, пока они не успели ещё отсмеяться.
Каждый по очереди усаживался на опрокинутое ведро, давая Ричарду разрисовать лицо. К каждому Ричард подходил, словно рисунок был вопросом жизни и смерти. В общем-то, так оно и было.
Вся команда прониклась рассуждениями Ричарда. Серьёзность воцарилась среди них, пока они молча сидели, наблюдая, как их ключевой изображает — и знал об этом лишь сам Ричард — самые смертоносные идеи, какие ему были известны.
Даже не понимая языка этих символов, они осознавали значение того, что вершил Ричард. Они видели, что каждый из них выглядел устрашающе.
Когда со всеми было покончено, Ричард понял, что это выглядит, как практически полное собрание орнаментов, составляющих танец со смертью, перекликающееся с элементами шкатулок Одена.
Остались лишь символы, которые он хранил для себя — опаснейшие удары танца — те самые, что разили саму душу противника.
Один из солдат в команде предложил Ричарду отполированный кусок металла, чтобы он мог видеть себя, нанося знаки танца со смертью. Он окунул палец в красную краску, словно в кровь.
Люди сосредоточенно внимали. Это был их боевой вожак, тот, за кем они следовали в Джа-Ла д`Ин. Таково было его новое лицо, которое им предстояло изучить и узнать.
Завершающим штрихом Ричард нанёс молнии Кон-Дар, символы силы, призванной Кэлен, когда они вдвоём пытались остановить попытку Даркена Рала открыть шкатулки Одена и она считала Ричарда погибшим. Это была сила возмездия.
Мысли о Кэлен, о её потерянных воспоминаниях, отобранной у неё личности, о Кэлен в плену у Джеганя и злобных убеждений Ордена, в памяти её лицо со страшными кровоподтёками — всё это поднимало в его крови бурю ярости.
Кон-Дар означало «Кровавая Ярость».
Глава 10
Кэлен заботливо обнимала Джиллиан, когда они шли вслед за Джеганем. Свита императора прокладывала себе путь сквозь разросшийся лагерь, вызывая тихое благоговение у одних и приветственные крики у других.
Некоторые скандировали имя Джеганя, когда он проходил мимо, громко одобряя то, как он руководит ими в борьбе за уничтожение сопротивления Имперскому Ордену, в то время, как ещё больше людей славили его, как Джеганя Справедливого.
То, что столько людей может смотреть на него — или на само Братство Ордена — как на воплощение справедливости, всегда повергало её в уныние.
Джиллиан время от времени поднимала на Кэлен взгляд доверчивых глаз цвета меди, благодаря её за укрытие.
Кэлен было немного стыдно за свою претензию на защиту — ведь она знала, что на самом деле её возможности обеспечить девочке безопасность весьма ограничены. Хуже того, в конечном итоге, Кэлен могла оказаться причиной всего вреда, причинённого Джиллиан.
Нет. Она напомнила себе, что она не будет причиной этого вреда, если он будет причинён. Джегань, как защитник порочных верований Братства Ордена и провозвестник несправедливой справедливости, будет причиной.
Извращённая вера Ордена оправдывала, в их глазах, любую несправедливость, служащую их целям. Кэлен не была ответственна — ни в части, ни в целом — за зло, сотворённое другими. Они должны были сами отвечать за свои действия.
Она сказала себе, что она не должна позволять себе перекладывать вину с преступника на жертву. Одной из черт людей, насаждавших злые верования было то, что они всегда обвиняли жертву. Это была их игра, и она не позволит себе играть в неё.
Но всё же то, что Джиллиан вновь была испуганной пленницей этих дикарей, разбивало ей сердце. Эти люди из Старого Мира, готовые вредить невинным людям во имя высшего блага, были предателями самой концепции блага.
Они не были способны искренне почувствовать душевную боль, потому что они не ценили добро; они отторгали его. Не стремление к ценностям, но, скорее, некая едкая зависть руководила их действиями.
Единственной радостью Кэлен с того момента, как её захватил Джегань, было то, что она смогла организовать побег для Джиллиан. Теперь даже это было потеряно.
![Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1](/uploads/posts/books/41661/41661.jpg)
