Юлия Шолох - Звериный подарок
Ждан широко распахивает дверь таверны, но внутри столик выбирает сам. Поближе к углу, в котором расположились певцы. Их трое: девушка с лютней, парень со свирелью и пожилой мужчина с незнакомым мне инструментом, похожим на квадратную доску с наклеенными разноцветными палочками. Явно магическая штука.
Ждан заказывает нам пиво и какую-то еду.
— Я не пью, — пытаюсь сопротивляться, но он только отмахивается.
— Тебе надо расслабиться. От пива ничего не будет, если сильно не налегать.
В общем, почему нет? Я не дома, про репутацию свою давно можно забыть, тут она вообще никого не интересует. Ждан широко улыбается, наблюдая, как смело я отпиваю из кружки пенный напиток. Удивительный вкус у этого пива, хлебный, похожий на квас. Очень приятный и не горький совсем.
Вскоре певцы начинают выступление. Поют девушка и парень, вместе или по очереди. Так красиво поют, я облокачиваюсь на локоть и стараюсь не пропустить ни слова. Песни о разных историях, в основном о любви или о войне. Или о том и другом вместе.
Когда музыканты останавливаются отдохнуть, моя кружка становится пустой.
— Еще, — требую.
Полный сомнения взгляд Ждана игнорирую:
— Еще!
— Ну ладно, но это последняя! У меня нет цели тебя спаивать.
— Да-а? А какая у тебя цель?
— Задержать, чтоб разговору не мешала.
Ничего себе! Он ответил на вопрос! Да еще и правду! Да я его почти люблю за такое!
— Жданчик, — я вынуждена поддерживать голову ладонью упирающейся в стол руки, — расскажешь мне кое-что?
— Попробую. Только съешь чего-нибудь, неохота тащить тебя пьяную всю дорогу назад.
— Я не пьяная!
— И сердитую.
— Я… почти не сержусь.
— Ладно уже, спрашивай.
Приносят пиво. Я обхватываю кружку обеими ладонями. Ждан настойчиво пододвигает тарелку с кусками жареного чесночного хлеба, мяса в кляре и золотистыми ароматными сырными шариками. Они еще горячие, обжигая язык, съедаю парочку, чтобы он перестал так подозрительно меня разглядывать. Я вовсе не пьяная! Меня просто мучает любопытство. Спросить? А хочу ли я знать правду? Может, лучше не знать? Но так тоже нельзя, спрошу.
— Что такое… люна-са? — выдыхаю осторожно.
Вопросу он не удивляется, но вот что странно… краснеет! Может, вопрос неприличный? Ну я же не знала! Не страшно, сделаю вид, что не понимаю ничего. Хотя… какой там вид, я ведь и правда ничего не понимаю.
— Люна-са, — Ждан смотрит в сторону, но в голосе смущения нет, только что-то странно нежное, — это… самый драгоценный подарок, который только может быть в жизни. Самый прекрасный. Но это так же противовес силе — воплощенная слабость. Люна-са лишает воли.
— Лишает воли? Как?
— Это другой вопрос, по пьяни не стоит даже начинать.
— Вот опять, — морщусь, — не стоит, не поймешь, не знаешь. А, ну и черт с вами!
Ловко подняв кружку, выпиваю примерно треть. Какое веселое занятие — пиво пить! И люди вокруг не такие уж скучные, как мне показалось вначале. Вон через стол сидит симпатичный парень, черноволосый и спина широкая, прямая, обтянутая красной рубашкой. Вот он оборачивается. А лицо у него… красивое, да, но… Это не Радим. Конечно нет, Радим пьет сейчас с моим братом и о чем-то говорит. Ему говорит, не мне! Мне ничего сказать не хочет, ни разу не пробовал! Только смотрит странно или кричит, вот и все общение.
И этот побег мой. Что теперь будет? Горестно вздыхаю.
Музыканты опять начинают петь.
Потом кружка опять становится пустой, но Ждан больше не поддается и отказывается покупать третью. Он платит за пиво и за песни и выводит меня на улицу.
Тут уже вечереет, народу меньше, а блестящая брусчатка дороги серебрится, как поверхность воды. Красиво. Только… очень какая-то она неровная.
— Я так и знал, — бурчит Ждан, подхватывая меня за талию.
— Я сама могу, — упираюсь.
Он тут же отпускает и с интересом наблюдает за моими телодвижениями. Через пару минут спотыканий я сдаюсь и разрешаю меня держать.
Вскоре я совсем отдавила ему ногу. Ждан только горестно вздыхает и угрожает меня бросить прямо на дороге, если я не перестану с глупым хихиканьем глазеть на прохожих. Один раз ему приходится меня почти оттаскивать от маленького мужичка в ужасно смешном смокинге до земли, таком пушистом, что хочется пощупать.
— Больше никакого пива! — угрожает Ждан.
— Да ладно тебе! Ты, кстати, петь умеешь?
Ждан петь отказывается, и до самого дома я старательно его уговариваю не стесняться и спеть мне что-нибудь веселое. Он облегченно вздыхает только во дворе дома, но рано. Мне становится плохо, и ему приходится идти за водой, чтобы я могла прополоскать рот и умыться. Зато после холодного умывания в голове наконец-то проясняется.
— Ничего себе повеселились.
Ждан только молча кивает.
— Пить ты не умеешь.
— Еще бы! Я врать не умею и пить не умею. А должна?
— Э-э-э, не знаю, по мне, так не помешает.
— О, чудная бы девушка получилась. Желаю тебе на такой жениться. Чтоб о репутации не заботилась, пила, как мужик, и врала не краснея!
Мы еще хихикаем немного, теперь на улице совсем темно, и я едва его различаю. Только глаза и зубы сверкают.
Вдруг от дома осторожно приближается белая фигура.
— Дарька, это ты? — Голос Настин.
— Да.
— Там… Санька с гостями напился совсем. Мне неудобно его спать укладывать, я же…
— Сейчас разберемся, — уверенно отвечает Ждан и идет в дом. Я за ним.
Картина, конечно, потрясающая — стол заставлен посудой, кучей кружек, частично битых, пустыми кувшинами из-под вина, завален какими-то огрызками, посередине красуется большая обглоданная кость от свиного окорока. Радим спит, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, Санька, развалившись в кресле во главе стола, пытается что-то сказать Дынко, который с трудом пробует поднять голову, тщетно.
— Красавцы! — Голос у Ждана однако довольный, как будто происходящее его очень радует.
— А-а-а… Д… Дарь… Дарька, — радостно говорит Санька. — А вот и ты!
— Да. Вот и я, спать тебя положить собираюсь.
— Спать? — изумляется и немного думает. — Ну ладно.
Дотащить его, конечно, я не могу, поэтому просто помогаю Ждану, который схватил брата поперек туловища и повел в спальню. На пороге Санька хватается рукой за дверной косяк.
— Дарька! Гостей не обижай… моих.
Открываю перед Жданом дверь в комнату Саньки, затаскиваем почти заснувшее по дороге тело на кровать, раздевать его не буду, слишком сложно, только сапоги сниму.
Теперь назад в кабинет, где еще остались двое. Мы задумчиво стоим напротив них, Дынко нам широко невидяще улыбается.
