Скандинав (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Меня Мирослав узнает.
— Ты глазами своими видел, как он рожь бил? — спрашиваю смотря прямо в глаза Доброжиру.
Голова молчит, взглядом мне показывает, намекает всячески, чтобы я варешку прикрыл и вообще эту тему закруглил. Пшикает, губу прикусывает.
— Слушай, голова, получается, что у нас слово на слово — не сходится, — заявляет князь, который тоже начинает понимать, что суд над Мирославом криво пошел. — Так мы суд не доведем…
Молчание на лобном месте. Собравшиеся пытаются понять, что со всем этим делать и, конечно, ждут внятной реакции старосты. Сам Доброжир уцепился в слова о нечистой силе, которые брюнет с фингалом сказал, и не отпускает теперь. Это я понимаю, что Доброжир заливает, чтобы зад свой выгородить, а другие присутствующие на самом деле понять не могут — где правда. Еще и брюнет с фингалом язык в одно место засунул — молчит.
— Ну-у, — староста пожимает плечами. — Прав ты, пожалуй, князь, раз правда у каждого своя, то истину надобно судебным поединком искать. Пусть боги покажут, кто правду говорит, а кто кривду.
Я напрягаюсь — судебным что? Каким еще поединком? Что за хрень очередная? То, что хрень — у меня сомнений нет, потому что от лица Доброжира отливает красный цвет, значит, голова ситуацию вновь под контроль берет и рассчитывает в свою пользу дело выправить. Понять бы только в чем этот самый судебный поединок заключается? Типа адвокат против обвинения? Или как тут устроено в подобных случаях?
Собравшиеся, которые уже запутались в происходящем — довольно гудят. Им идея решения затянувшегося спора через судебный поединок нравится.
— Воспользуешься правом на поединок? — Доброжир обращается к Мирославу. — Или признаешься таки, что рожь бил и на голод селение наше обрек?
— Воспользуюсь, — соглашается тот в эту же секунду. — Я ржи в глаза видеть не видывал! И слово даю, что не портил ничего!
— Тогда пусть нас боги рассудят!
Староста находит в толпе дреговичей того самого брюнета с фингалом и подзывает его к себе.
— Иди ка сюда, Павлуша.
— Я? — Павлуша растерянно выходит в центр лобного места. — А чего я то…
— Как чего, ты свидетелем у нас идешь, — говорит Доброжир. — Твои слова, что этот Мирослав нечистый? Вот и отвечай.
Одновременно берет у одного из княжеских дружинников копье и вручает оружие брюнету.
— Э…. — протягивает брюнет.
— Надо, Павлуша, — берет его за плечи голова. — Он без оружия и с кривдой пришел.
Брюнет к копью примеряется, пытается понять, как оно в руке сидит. По лицу его вижу — сам напуган до смерти, но раз Доброжир сказал, раз кривду этот пришлый говорит…
— Готов? — спрашивает Доброжир у Мирослава с усмешкой на устах. — Без оружия то правду доказывать сдюжишь? Или на свою нечистую силу будешь уповать?
— Готов, — Мирослав уверенно кивает, хотя на его лице усмешки не наблюдается, понимает, что в поединке против вооруженного противника он обречен. Просто от удара копьем умереть быстрее и сели так можно сказать, проще, чем на костре прогорать.
Брюнет становится в боевую стойку, Мирослав с ноги на ногу переминается — искусству кулачного боя он не обучен. Но надо отдать должное близнецу, смерти своей он смотрит прямо в глаза.
Дреговичи берут возле драчунов плотный круг, а князь, голова и дружинники из круга напротив выходят. Теперь все внимание толпы к судебному поединку. Я понимаю, что если ничего не предпринять, то брюнету (каким бы неумелым он не был) хватит одного удара, чтобы моего давнего знакомого на тот свет отправить. Так может ну его… в смысле не вмешиваться в этот сыр-бор? Я типа сделал все, что только мог и все от себя зависящее? И не такой уж мне друг этот Мирослав, чтобы дальше надрываться… не? У меня внутри все как обмирает. Решение я принимаю стремительно.
Нет, долги я свои возвращать до конца привык.
Опять выхожу в центр круга, на ходу меч вытаскиваю и между брюнетом и близнецом становлюсь.
— Мирослав, — близнецу говорю. — Я буду твоим представителем в судебном поединке, раз свидетельствовать за тебя взялся.
— Куда ты лезешь… — слышу шепот головы.
У брюнета от моих слов глаза на лоб лезут. Вижу, что Доброжира князь останавливает — голова хотел выскочить обратно в круг. Могу представить, как ему моя очередная выходка не понравилась. Среди собравшихся повисает гробовая тишина. А Мирослав не дурак, бочком-бочком и отходит подальше от меня и брюнета. Драться то теперь мне.
— Оно тебе надо за кривду лезть? — рычит брюнет.
Ответить он мне не дает — слова оказываются сказаны для замыливания глаз. Следом прилетает стремительная атака — дрегович делает прямой выпад, метя ударом копья в мою грудь. Разумеется, что боец из меня, как из обезьяны программист, но меч поднять успеваю и заблокировать удар тоже. Похоже, что прав был Сергей Бодров, когда говорил — сила в правде! Так вот сила сейчас на моей стороне. Я во время удара успеваю самую малость повернуть туловище и сместиться, когда раздается лютый металлический скрежет — острие копья влетает в мой меч! Лезвие ударяет меня плашмя по лбу, и я делаю несколько шагов назад, получив огромный шишак. Но брюнет, из которого тоже боец так себе, бежит дальше, теряет равновесие, падает и заодно одевается на собственное копье, как медведь на рогатину.
Хрясь!
Ударяется солнечным сплетением и задыхается, как рыба выброшенная на берег. Древко копья под его весом ломается и защищаться брюнету больше нечем. Он быстро приходит в себя и озадаченно смотрит на свои руки, переводит взгляд на меня. И так туда-сюда несколько раз. Брюнет совершенно не понимает, что ему делать. Я же времени не теряю — настигаю своего противника по судебному поединку, опуская лезвие своего меча на темную башку.
Может оно и стоило попытаться выйти из резко изменившийся ситуации без крови. Объяснить все божьим промыслом, который доказал невиновность Мирослава. Но у меня как занавес перед глазами рухнул.
Меч с легкостью раскраивает брюнету голову, как ножницы разрезают податливую ткань. Уже бездыханное тело падает на землю, и лобное место обильно заливает кровью.
Я стою, все также крепко сжимая меч в руках, видя как растекается из раны поверженного противника кровь.
Уже в который раз за сегодняшнее собрание, на площади повисает тишина, но мне кажется, что теперь она как-то по особому леденящая и недружелюбная. Как еще, если на глазах селян я убил одного из местных собственными руками? Это тебе не грибочки по округе подъедать, пусть и последние.
Тяжело дышу, полагая, что ничего хорошего теперь меня точно не ждет и дреговичи на меня обозлятся.
Однако, какого же мое удивление, когда Доброжир, выйдя из кольца, вдруг начинает хлопать в ладоши со словами:
— Ну что встали — расходимся! Не виновен Мирослав! Боги рассудили!
— И как понять, что с рожью на самом деле стало… — слышу причитания от селян, которых подобный исход с брюнетом не шибко устроил.
— Потом, все потом! — отвечает Доброжир. — Еще соберемся, еще разберемся.
И селяне действительно начинают расходиться, быстро теряя к событиям на лобном месте интерес. Как то все сразу забыли, что собирались они потому, что должны были выбрать меру наказания Мирославу за грибоедство. Теперь это никому не нужно вдруг стало.
Дружинники князя лихо берут тело брюнета за ноги и волокут куда-то прочь из села, оставляя за собой кровавый след. Князь уходит вместе с ними, напоследок он показывает мне большой палец и одобрительно улыбается. Понравилось что ли как я голову противнику раскроил? Ответить ему у меня никаких сил нет.
Доброжир, который несмотря на то, что проиграл, держится и не подает виду. Или весь в мыслях о том, как теперь будет перед селянами за рожь оправдываться? Потому как вопросы у людей по новой начали появляться и вопросы неудобные, которые самого Доброжира могут загнать на суд… Кстати о ржи, интересно почему местные обвиняют Доброжира в отсутствии урожая? Он тут вообще с какого бока? Понятно, что он голова и за урожай тоже в ответе, помимо прочего, но все же.
