Павел Буркин - Сила Мира
— Конечно, ее несем мы. А хорошо оттого, что враги здесь расслабляются, готовясь крушить наш Мир. Этот рай создали с помощью украденной у Мирфэйна Силы. Разрушить его будет вдвойне справедливо. Аэ, не замечаешь ничего странного?
— А что такое?
— Врата. Здесь должна быть такая же голубая завеса, если я хоть что-то понимаю. Базилю и Айше было бы не по силам открыть свои Врата, мы бы такое заметили. Значит, тогда Врата были, и работали в оба конца.
— Что? — глаза Аэ широко раскрываются. — Хочешь сказать, Врата закрылись?
— Проверь. Сила Мира с нами, я ее отлично чувствую.
— Сейчас… Ой, правда, Тетрик. Врат больше нет! Мы в ловушке…
— Зато Мирфэйн в безопасности. Мы хотели уничтожить Врата, пресечь поток Тварей, вернуть магию на место, так? Мы сделали это.
— И вовремя — скоро Междугодье, — усмехается Аэлла. — Как думаешь, Левдаст был прав, когда говорил, что завтра было бы поздно?
— Не знаю… Мы теперь этого не узнаем — как и того, спаслись ли наши друзья. Отсюда в Мир не вернуться. Но я знаю — передышку мы Миру обеспечили, Врата в одночасье не открываются. Нужно лишь сделать ее подольше, лишив их доступа сюда любым способом.
— А потом?
— Попробуем вернуться назад. Пока можно отдыхать. Ай говорила, за леском есть море. Пошли туда. Я уж не помню, когда последний раз купался — наверное, еще в Ствангаре… Потом добудем что-нибудь съедобное. Слышишь, птицы кричат? Значит, тут есть живность. А завтра наведаемся к резиденции господина Наместника и поговорим с ним начистоту. Возражения есть?
— Не знаю, наверное, есть… Только вылетают из головы, как на тебя гляну. Похоже, я поняла, отчего разрушились Врата.
— Отчего же?
— Те, кто их делали — не Левдаст, а Вестники да Наместники — рассчитывали на определенную Силу существ, проходящих через них. Сати проходила неоднократно, гости из «Мира подскока» — тоже. Возможно даже, их «настраивали» конкретно на Силу Мира…
— Думаю, ты права, — ерошит пятерней волосы Тетрик. — Только не на Силу Мира вообще (иначе не смогли бы пройти Баз и сестра), а на людей-Ключей, на нас. Когда мы прошли через Врата, они вышли из строя. Догадываешься, где мы?
— В западне. Ой, Тетрик, глупо-то как попались…
— Ничего, Сила Мира при нас — значит, еще поборемся, кто бы тут ни был. Ее нам дали не ради развлечения, а чтобы мы защитили Мир. Если надо — ценой жизни. Мы его и защитили.
— Что будем делать, Тет?
— То же, что и собирались. Отдыхать. Нападут — защищаться, и постараемся разрушить мостик к Мирфэйну окончательно…
Вот и деревья — огромные, тенистые, способные защитить даже от жгучего тропического солнца. Хорошо под ними, наверное, отдыхать в жаркий полдень. Сейчас темно: непроглядна южная ночь, если мрак не разгоняет луна.
— Они тут стоят не первый век, — удивляется Аэлла, касаясь увитого лианами неохватного ствола.
— Правда. Но ведь и вера Единого появилась не вчера. Они осаждали наш Мир не одно столетие, напрямую взломать его броню не сумели, но опосредованно влиять на людей Мирфэйна могли. Вот и влияли — создавали Церковь своих сторонников, провоцировали бесконечные войны между Храмами, ждали, когда им, хотя бы по дури, помогут изнутри. И дождались. У них все получается, потому что они готовили вторжение не один век. Вон море. Давай купаться, пока море есть.
— Тетрик, хочешь на меня голую посмотреть? — подмигивает женщина. — Успеешь еще.
— Если завтра идти в бой, могу не успеть, — отвечает Тетрик, не зная, что почти дословно повторяет слова Крейтона, адресованные Неккаре.
— Когда искупаюсь, рубашка прилипнет к телу, и ты увидишь все, что нужно.
Женщина скидывает тяжелые зимние сапоги, сверкают в прибое босые мокрые пятки. Нагибается — и швыряет в Тетрика пригоршню теплой морской воды. Смеясь, юноша уворачивается, но все-таки оглядывается вокруг, готовясь, если что, применить Силу Мира. Окружающая красота настраивает на мирный лад, убаюкивает, зовет целиком отдаться заслуженному покою. Но Тетрик знает: именно это и нельзя. И все-таки…
Аэлла заходит поглубже, смывает засохшую кровь, грязь, копоть. Когда выходит, Тетрик едва ее узнает. Женщина словно помолодела лет на десять. Вдобавок, как и предсказывала танцовщица, мокрая ткань прилипла к телу, лишь подчеркивая то, что должна скрывать — зрелую, изысканную красоту той, по ком вздыхало пол-Эрхавена.
— Аэ, какая же ты красивая!
— Какая уж тут красота? — хмыкает женщина. — Старухой скоро стану… Вот у тебя точно вся жизнь впереди. Впрочем… Знаешь, Тетрик, когда-то меня беспокоило, что ты еще мальчишка. Наверное, оттого, что помню, какой была сама в восемнадцать лет. Теперь ты стал совсем другим. После того, как ты разгромил мою армию, тебя бы и Крейтон зауважал.
Прохладные, соленые от морской воды губы танцовщицы впиваются в его рот. Мягкие и доверчивые руки обнимают за плечи, прижимают к себе, сквозь мокрую ткань Тетрик ощущает теплую упругость груди.
— Искупайся, и тоже таким станешь. Я посторожу.
Мгновение Тетрик колеблется. Потом скидывает сапоги и бросается в теплую, ласковую воду. Сверкает жемчугом из-под воды ослепительная луна. На миг забыв об опасности (как же давно не удавалось о ней забыть!) юноша выныривает, отфыркиваясь — и слышит смех Аэллы, кажущийся лучшей музыкой на свете. Женщина стоит у кромки прибоя, подставив лунному сиянию лицо и распустив волосы. А море ласково шелестит, маня в темные дали, и сверкают вдалеке светлячки, и искрится, дробясь и вновь сливаясь воедино, лунная дорожка. Там, где ноги Тетрика не подняли донный песок, лунные лучи легко пронзают толщу воды, и песок на дне таинственно мерцает. Иногда взблескивают, танцуя вокруг Тетриковых ног, песчинки…
Прерывать удовольствие нелегко, но если предстоит наслаждение еще большее… Тетрик выходит на берег — и в свою очередь обнимает любимую. Оказывается, под этой луной так здорово целоваться…
Язык юноши проникает в ее горячий, сладкий рот. Аэлла мычит от удовольствия, когда рука юноши, расстегивая рубаху, касается груди, отвечает на поцелуй так горячо, что Тетрик едва не задыхается. Теплые, доверчивые и внимательные руки уже нащупывают завязки юбки, ласкают бедра и ягодицы, облитые лунным светом.
С влажным, заставляющим забыть обо всем чмоканьем поцелуй прервался. Но Аэллу бросает в сладостную дрожь — Тетриков язык принимается ласкать ее грудь, а руки скользят, легонько касаясь зрелого, роскошного тела. Женщина хрипло охает от удовольствия и обволакивает ртом его ухо. «Ты чудо, Тетрик!» Прежде танцовщица провела не одну ночь в горячих мужских объятиях, вслед за самым первым парнем из балагана, в шестнадцать лет сделавшим ее женщиной, последовали другие — офицеры, купцы, моряки, мастера и даже жрецы Исмины, Аргишти и Аргелеба. Иные брали ее силой, как соплеменники незабвенной Сати, и наслаждались ее ужасом и болью, другие распаляли самыми утонченными ласками, умело доводя до самозабвения и помогая познать все новые и новые способы любви. Вторые были умнее, они знали: сколько наслаждения ни подари женщине, оно вернется сторицей.
