Кассандра Клэр - Draco Veritas
— Ох, только не заводи снова свои страсти-мордасти, — раздосадованно махнул рукой Гарри, — Малфой, я… — к несчастью, он не рассчитал с размахом: нож вылетел из манжеты, и белка-неудачница, ранее обвинённая в шпионаже в пользу Тёмного Лорда, пискнув напоследок, свалилась с ветки. — О, нет…
Драко аж покраснел — с таким трудом ему удалось сдержать смех:
— Смерть шпиону Тёмного Лорда! Слушай, а может, ты и прав: пожалуй, стоит завалиться к нему, распевая по дороге старинные застольные песни — что в этом такого-то? — он глотнул ещё брэнди, засунул бутылку под мышку и начал, намеренно фальшивя:
Вечерочком на закате по причалу я гулял Там девица-молодица тосковала без огня Говорила-причитала: дескать, не с кем поиграть Не найдется молодца ли, кто ответ ей сможет дать. Менестрель её услышал и на помощь поспешил. Говорил ей — что ж ты хочешь, что угодно для души? Но, однако ж, перебрал он и заданье провалил: От вина свалился прежде, чем девицу завалил. Эх, раз, ещё раз — не с кем поиграть сейчас! Горе мне — ах, как же быть? Так невинность и хранить? Эх, раз, ещё раз — не с кем поиграть сейчас! Она к зеркалу ступила, прибрала свои власы, И поправила одежды — сногсшибательной красы. Горы серебра и злата были плачены за них, Хоть она, скорей, мечтала, не носить, а сбросить их. Шла она по переулку и искала, где ж он есть - Добрый молодец прекрасный, что неможно глаз отвесть. Все-то ноженьки стоптала, все-то слёзы пролила: Добры молодцы все — геи. Вот такие вот дела. На рассвете зарыдала — что же делать, как мне быть? Как смогу теперь я злую свою жажду утолить? И, главу печально свесив, побрела она опять, Говорила-причитала: дескать, не с кем поиграть. Эх, раз, ещё раз — не с кем поиграть сейчас! Горе мне — ах, как же быть? Так невинность и хранить? Эх, раз, ещё раз — не с кем поиграть сейчас!
В качестве заключительного аккорда Драко вдребезги разбил пустую бутыль о ближайшее дерево. Гарри смотрел на него — взъерошенного, с довольной ухмылкой на лице и залёгшими под глазами тенями.
— Это не старинная застольная песня, ты только её что сочинил.
— И что с того? — подмигнул Драко.
Они вышли на поле, утыканное чахлыми деревцами. Драко неожиданно остановился.
— Мне нужно передохнуть, — сообщил он, опускаясь в примороженную траву, — извини, Поттер, ежели с музычкой не угодил.
Гарри присел рядом — земля дышала холодом, но усталость взяла верх.
— Ну, это было совсем не плохо, — поделился он.
— Благодарю. Пожалуй, я посвящу её Джинни.
— Что?! Впрочем, неважно. Я не желаю знать, на что ты там намекаешь.
— Угу, — согласился Драко, запрокинув голову и рассеянно глядя в небо. — Так оно, скорее всего, и есть.
Воцарилась длинная, как тянучка, тишина. Гарри чуть подвинулся и покосился на Драко: тот, выбеленный лунным светом, погрузился в раздумья. Сейчас, сидя в чистом поле, за много миль от ближайшего объекта, способного отбросить тень, Гарри отчётливо видел лежащую на заострившихся скулах слизеринца тень ресниц, видел тени, залёгшие под глазами и вокруг губ, в ямке на обнажённой шее… и прикинул, угадал ли он, о чём тот думает.
— Так ты любишь её?
— Кого? — захлопал глазами Драко.
Так. Похоже, не угадал.
— Джинни.
Снова повисла тишина. На этот раз — напряжённая.
— Полагаю, любовь в твоём и моём понимании — две большие разницы, — наконец ответил Драко.
— Не увиливай.
— И что? — Драко повернулся, прильнув щекой к своей руке. Луна брызнула ему в глаза, сделав их похожими на два бельма. — Тебе-то что, Поттер?
— Уж и полюбопытствовать нельзя?
Драко рассмеялся, всколыхнув дыханием сухую траву.
— А может, хочешь устранить меня со своего пути?
— Ничего подобного.
Драко скользнул по Гарри взглядом. В бледном свете ресницы обрели цвет сухой соломы, волосы казались ещё светлее, а кожа — почти белоснежной. Гарри припомнил Драко из своего сна — куда более взрослого на вид, с чёткими линиями скул и подбородка.
— Не знаю… — наконец, выдохнул Драко и, пока он говорил, голос становился всё более сонным. — Иногда мне кажется — возможно… Впрочем, иногда я воображал, как побеждаю тебя в квиддиче — причём видел это так ярко, словно это случалось на самом деле: ветер в волосах, снитч в руке… Знаешь… когда он в кулаке, он так бьётся… будто сердце…
— Да, — шепнул Гарри.
— Иногда так сильно чего-то жаждешь, что ты видишь это чётко-чётко… как наяву…
— Так ты хочешь Джинни, — спросил, окончательно запутавшись в словах, Гарри, — Ты любишь её…
— Как бы я хотел полюбить её… Временами мне даже кажется, что даже могу, — и когда я рисую это в воображении, мне кажется, это сделало бы меня счастливым. Но, похоже, мы со счастьем — две вещи несовместные. Счастье так банально просто, а уж кого-кого, а меня простым никак не назовешь.
— Счастье — вовсе не просто, — возразил Гарри, — и я не вижу причин, почему бы тебе не полюбить её.
— Всё никак не вижу звёзд…
— Просто луна очень яркая, — полагая, что с пьяных глаз Драко забыл уже состоявшийся на эту тему разговор, — повторил Гарри. — И она их затмевает.
— Точно.
Гарри озадаченно смотрел на него, и Драко, подняв тонкую руку, коснулся его волос — легко, словно лист — от этого жеста по телу Гарри пробежали мурашки.
— У тебя солома запуталась, — сообщал Драко, убирая руку.
— О… ну, спасибо…
— А я думал, для тебя счастье — это просто… — тихо заметил Драко. — Ведь ты знаешь, кого любишь…
В тишине Гарри пытался постичь смысл этих слов — как можно не знать, в кого влюблён? Любовь — как боль: не почувствовать её невозможно, как не почувствовать спрятавшийся в ковре гвоздик…
— Если ты про Гермиону, то, как я написал ей в прощальном письме, покидая Хогвартс, я всегда…
Гарри осёкся не потому, что Драко перебил его словом или жестом, — нет, тот поступил по-другому: внутри Драко что-то взорвалось, лопнуло перетянутой струной. Обернувшись, Гарри увидел распахнутые глаза и удивлённо приоткрытый рот.
— В каком письме к Гермионе?
Глава 14. Тернии Часть вторая. Тернистый лес
Тернистый сад любви со вранами в хлебах —
Взрастёт едва заметно.
И лето чуть прошло, уж холод подстерёг,
Нефрит стенает в сердце.
Имеет имя лик, счёт обрели тела,
Я дней не различаю.
Вой ветра — глас любви и плата за грехи.
Раскидистые ветви.
