Александр Лайк - Синий, как море
Я с удивлением обнаружил, что свернул серебряное блюдце в трубочку и пытаюсь ей приколотить к земле свой правый сапог.
Надо мной завис побледневший Орбен и красноречиво молчал.
— Задумался, — объяснил я по возможности небрежней и отдал ему бывшее блюдце.
Орбен успокоился.
— Да, мой принц, трудные дни настали, — сочувственно согласился он. Прикажете сворачивать шатер, ваше сиятельство, или станете читать, пока их сиятельство изволят докушать?
— Сворачивай, — сказал я. — Я у костра посижу.
— Тогда извольте обуться, мой принц. У костра лучше обутым быть. Позвольте ногу, ваше сиятельство…
— Ты лучше пару подушек к огню кинь, — сказал я. — А обуюсь я сам.
— Ваше сиятельство! — Орбен был шокирован.
— Ну ладно, ладно… — я сдался и вытянул ногу.
Вот ведь оно как! Надо вбить это себе в голову, да покрепче и побыстрее. Не то влипну я на самом глупом месте — например, пытаясь самостоятельно снять книгу с полки. И времени осталось мало. Еще чуть-чуть — и Данк не прикроет, и спросить не у кого будет. Зато будет целый город, с интересом наблюдающий за странным поведением своего правителя и военачальника. Хотя какое там войско…
Впрочем, вот здесь моя семья совершенно права. Какой принц, такое и войско. Вот город только слишком хорош для неграмотного кретина. Жалко город. Погублю я его, пожалуй.
Я встал и сладко потянулся. Ой! О-ох! Моя поясница! Моя… седалище мое! Неужто я столько времени верхом не ездил? Да. Судя по ощущениям, вообще никогда не ездил и даже не предполагал, что такое возможно. А вчера наконец-то предположил, но не стал пробовать, а сдался в экзекуторскую насчет двух сотен палок по хребту и это… ниже хребта. И сегодня еще целый день в седле провести? Изверги!
Не хочу быть лошадным принцем, хочу быть пешим бродягой!
— Вот подушки, ваше сиятельство.
Орбен почтительно придержал меня за локоть, разворачивая мордой в сторону кострища. Я со стоном опустился набок — вернее, рухнул — и тупо уставился в переплет «Хроник», не в силах их раскрыть.
Очень не хочется ехать дальше.
Но задерживаться из-за отбитого седалища нельзя. Война.
Вытерплю как-нибудь. Вытерплю ли?
А еще очень интересно было бы выяснить… выяснить… вы…
Кажется, я опять заснул. Прямо у костра. То есть это мне казалось, а другие так прямо и восприняли — заснул.
2
Проснулся я от добродушного пинка Оранжевого дядюшки.
— Вставай, червяга книжная! Честно говоря, завидую!
— Что? — растерянно спросил я, приходя в себя.
— Просыпайся, поехали! Я, по правде, и сам бы полденька придавил, но нельзя. Никак нельзя. Ну, зато перекусил прилично.
Я с трудом поднялся, мучительно сдерживая поскуливание. Все тело болело еще сильнее, чем ранним утром.
— Изрядно тебя растрясло, — сочувственно сказал Данк вполголоса. — И с памятью действительно нехорошо. Ты держишься в седле, малыш, как будто сел на лошадь в первый раз. Постарайся, вспомни хоть что-нибудь. Ведь ты был одним из лучших наездников Домена!
— Ну, — сказал я недовольно. — Мало ли кем я был? Нет меня, Данк. Так, кучка мусора, обликом с принцем сходная…
— Я вот тебе сейчас… — Данк сделал страшные глаза. — А ну, бегом в седло, да не забывай облегчаться!
— Да я вроде бы с утра уже… по малому… — ошарашенно пробормотал я.
— Вот обормотина! Я говорю, в стременах приподнимайся, ягодицы от седла оторви! Меньше трясти будет.
— А-а-а… — смущенно сказал я. Но все равно ничего не понял.
Ненавижу. Весь мир ненавижу. А уж мучителя своего, гада этого, который мне память истребил, так просто задушить готов. Нет. Только не задушить. Кр-р-рови жажду!!
Данк легко тронул своего изабеллового с места и направил к дороге. Я жалобно постонал и вскарабкался в седло. Орбен и Хьюма негромкими окриками подгоняли наш маленький караван.
Приподниматься в стременах, говорите? Я попробовал. Коленки подло тряслись и подламывались. Нижняя… э-э… закругленность вздымалась над седлом пальца на два и бессильно шмякалась обратно. При попадании в отполированную кожаную лунку ленчика происходил всплеск острой боли, а уж от него расходились горячие круги тоскливого мучения. А-а! У-у! Я смиренно расслабился, лег животом на переднюю луку и, обняв вороного за шею, мешочком расстелился вдоль спины. Мой носильщик… в смысле носитель… нет, носитель — это если бы я сидел, как живой, а дохлые грузы таскает носильщик. В общем, мой жеребец недоуменно обернулся, скосив на меня грустный левый глаз, горько вздохнул и сменил поступь, явно стараясь не уронить и не опозорить.
Подъехал Данк. Посмотрел и присвистнул.
— А морда-то, ваше сиятельство, у вас опять преизрядно зеленая!
— Хреново мне, Данк, — признался я. — Ничего нельзя сделать?
— В смысле?
— В смысле растянуть какие носилки между моим и заводным, например… и сложить меня в носилки поперек, а?
Данк сочувственно покряхтел.
— Примерно в данной ситуации кто-то когда-то изобрел повозку, как я понимаю. Нет, малыш, сейчас сделать ничего нельзя. Разве что ты пойдешь пешком.
Я пощупал мышцу чуть выше колена и охнул.
— Ни фига. Не пойду я пешком. Лучше сразу загробной тропой.
— Это ты не торопись, — веско сказал Данк. — Это за тебя поторопятся. Есть кому поторопиться, сам знаешь.
— Знаю, — горько сказал я. — Но делать-то что-то надо? Я ж не доеду.
— Доедешь, доедешь, — ласково сказал Данк. — Куда ж ты денешься? В постельку хочешь?
— О-ох! — с мечтательной ненавистью сказал я.
— Ты говори, хочешь или не хочешь?
— Хочу, конечно, — безысходно сказал я.
— А вот нету постельки! — радостно объяснил Данк. — Ближайшая постелька уже в Ранскурте. Меньше половины пути осталось.
— Целый день, — обреченно сказал я.
— Примерно. Чуть поменьше. Успеем еще отдохнуть перед ужином. Целый день был вчера.
— Ох, не вытяну я.
— А я тебя сейчас отвлекать стану. Спрашивай.
— Что спрашивать?
— Что хочешь, то и спрашивай. Эй, Хьюма, Орбен, держитесь в пяти корпусах позади, нам с Синим принцем посекретничать надо!
— Чтоб тебя мыши затоптали, Оранжевый, — не выдержал я. — Вчера у меня и силы были, и охота, так ты заснул. А сегодня… У меня же задница болит так, что рот не открывается!
— Тогда ты помолчи, а я сам рассказывать стану. Что-то мне вчера в часовне показалось, что ты теперь в иерархии ни хрена не понимаешь.
— Конечно, не понимаю. Я ж не помню, кто есть кто!
— Рассказываю просто и быстро. Все в этом мире делится по цветам. Белый — старший. Или главный. Называй, как хочешь. Вниз от него идут две линии Радуги. Теплых цветов — желтый, оранжевый, красный. Холодных цветов — зеленый, голубой, синий. Итого — семь цветов, семь принцев, семь Доменов. Правда, с Доменами сейчас сложнее. Появился восьмой — Черный, под водительством Отринувшего Цвета.
