Донован Фрост - Храм ночи
— И кто же эти злодеи?
— Золотому Льву Аквилонии, — Оливей ухмыльнулся, — без сомнения, должно быть известно имя Керим-Шаха?
Конан встрепенулся. Всякая весточка из лихого прошлого лила капли бальзама на зачерствевшее в рутине державной власти сердце бывшего наемника, пирата и разбойничьего вожака. Особенно теперь, когда в голову стареющему королю навязчиво лезли воспоминания об Ильбарских Горах, Деви Вендии и лихих горцах, имя Керим-Шаха словно вернуло его к прежней жизни.
Киммериец весьма снисходительно относился к легендам, ходившим о былых похождениях грозного Амры, и потому, если Оливей думал, что покоробит владыку Аквилонии упоминанием о бандитском приключении на севере Вендии, то он ошибся.
— Да, припоминаю. Был давным-давно такой иранистанский шпион, весьма ловкий в интригах и недурно обращавшийся с саблей. Сейчас таких воинов, почитай, что и нет — сильных, хитрых и упорных, как волк из северных пустошей. Да, это был настоящий гирканский волк-одиночка. Но он погиб жуткой смертью.
— Мне кажется, удалось несколько заинтересовать скучающего короля, не так ли? Кроме того, Конан Киммерийский, известный среди умеющих держать в руках меч, как первый клинок хайборийского мира, сам столкнулся с атаманом этих пограничных разбойников Хватом и не мог не отметить мастерства, с которым тот управляется с двумя экзотическими клинками?
— Это точно. Этот Хват, больше похожий на бешеную гадюку, чем на обычного грабителя с торгового тракта, доставил мне несколько приятных мгновений. Бой разлучил нас, но мы преотлично позвенели сталью… — Конан остановился и потрепал свою давно уже нечесаную гриву. — Что-то такое мелькнуло у меня тогда в башке… что-то связанное с моими… гм, вгоняющими в краску Конна восточными похождениями к югу от моря Вилайет… Нет, не помню. Но дерется этот Хват великолепно. Есть у меня даже желание, если славный граф и просвещенный принц не будут излишне внимательны к моей особе, изловить этого Хвата и позвенеть клинками еще раз. В конце концов, умереть от рук мужчины, пусть и похожего на змея больше, чем на человека, но умеющего неплохо биться, — достойный конец для Конана-киммерийца. Ты, барон — знатный рубака, должен понимать, что нет ничего страшнее, чем умереть от паршивого ревматизма у себя в кресле напротив уютного очага.
— Говорят, у воинов и королей — разные тропы.
— Дураки так говорят. Я воин! И, Кром свидетель, не из последних — меня должны склевать вороны, разнести в желудках волки, а череп мой, я верю, будет прекрасной игрушкой для быстро набирающего силы пса Гарма у престола его хозяйки Хель. Только тогда душа моя будет у Крома, рядом с такими бойцами, как упомянутый тобой Керим-Шах, а также…
Далее последовали имена, а вернее, клички и прозвища грабителей, пиратов и воров, некогда гремевшие по всем портам, трущобам городов и невольничьим рынкам, наводя ужас на купцов, монахов и старых дев. Оливей с изумлением слушал этот список достойнейших, по мнению киммерийца, людей, что попадут вместе с ним в Ледяные Чертоги. Список был внушительным — пока Конан бормотал устрашающие имена, Эгиль, Ройл и Торкиль опорожнили последнюю флягу. Один лишь Иллиах, удостоившийся некогда рассказов Конана о его легендарных похождениях, цокал языком, слыша знакомые прозвища героев жутковатых саг о деяниях короля-варвара. Наконец поток леденящего душу перечисления прервался, и Иллиах прошептал:
— Все они пронесутся во время Гибели Мира над землей, в свите Дикого Охотника, под визг валькирий и вой Гарма, выходящего из Бездны…
— Избави Митра наш мир от такого будущего, — вполголоса буркнул Ройл, из чего можно заключить, что хитрый боссонец прекрасно все слышал.
— Что ты понимаешь, старый пес, — отмахнулся от него Иллиах, закатив глаза.
Видимо, пред мысленным взором молодого киммерийца в огне и дыму проносилось призрачное воинство Последней Битвы.
— Да, ты прав, Иллиах, сын Крома и пустошей: истинный герой — бессмертен. — Конан вздрогнул, словно приходя в себя от дремы, овладевшей усталым телом.
— Так вот. — Барон поднялся. — К сожалению, дела службы призывают меня, и если Золотой Лев соизволит, беседу мы продолжим после, скажем — вечером. Однако напоследок я скажу, что змееподобный атаман — племянник гирканского волка, а кроме того, ученик Розиля Великолепного. Он часть тех сил, что стоят за заговором. Я беседовал с человеком, который клянется, что был свидетелем того, как в Султанапуре, у могилы Розиля, Хват дал клятву на клинке извести Конана-киммерийца.
— Если у меня еще есть враги, значит, я еще жив, — заключил Конан.
Оливей, уже выходя в дверь, закончил:
— Черные демоны, покровительствующие гирканскому собачьему племени, помогли змеенышу оказаться в центре заговора. Граф Троцеро убежден, что лавина степной конницы двинется на запад в день, когда над замком пеллийских герцогов взовьется знамя мятежа.
— Может быть, может быть… — пробормотал Конан, отходя к окну, — вечером, барон, я хочу услышать подробности этой истории.
— Да, мой король, — поднялся со стола Ройл.
Он покачнулся и оперся рукой на плечо Хольгера.
— Кажется, что для войны с гирканцами Золотому Льву нет смысла трястись в седле до самой Вендии.
— Ты прав, старый хитрый лис. Хвала Крому мир еще не настолько похож на трухлявый пень, чтобы в нем перевелись бунты, мятежи и заговоры. Иногда я думаю, что без Стигии и гирканских государств все королевства Хайбории давно бы выродились и исчезли с лица земли.
— Пожалуй, да. Малочисленные боссонцы, гандеры и крепкие жители северной Немедии излишне надежно охраняют покой жителей величайших держав от столь же малочисленных пиктов, нордхеймцев и гм… киммерийцев. Пираты и разбойники почти повывелись, так что хвала Митре: пока есть гирканцы и стигийцы, у солдат будут деньги на вино и продажных девиц.
Глава восьмаяЧетверть столетия назад командир наемников Диго был бы одним из многих в хайборийском мире искателей приключений, рука которых лучше удерживает эфес меча, чем перо или счеты рыночного торговца. Однако в нынешнее мирное время он был одним из последних представителей сего славного племени. Как водится, он любил женщин, вино и азартные игры, предпочитая этим нехитрым развлечениям только хорошую драку. Больше всего он ненавидел нынешних королей, сделавших войны редчайшим развлечением, за которым Диго вынужден был гоняться, как за ускользающей тенью. Время, когда он мог выбирать, в какую свару ему влезть: грузить ли свой отряд отборных головорезов, проклятых жителями десятка государств, на галеры, дабы под корсарским флагом опустошать побережье своего родного Аргоса, или в конном строю следовать в Шем, где гремела очередная междоусобица, а то и вовсе оставаться в Зингаре, ожидая, когда война сама придет к нему в обличье очередного претендента на престол с купленной на ближайшем базаре родословной, или стать спутником залетного морского тана из Ванахейма, решившего навестить на паре-тройке дракаров Черные королевства, чтобы сбыть затем живой товар на невольничьих рынках Стигии, давно миновало.
