Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцгерцог
Священники что-то говорили ему, один начал суетливо протирать мокрой тряпкой лицо раненого, тот прорычал что-то грубым и бухающим голосом, словно за его спиной кто-то бьет в огромный барабан, скривился.
Я крикнул:
— Бернардище!.. Тебя помяло сильно?
Он скорчился, монахи приподнимают, усаживая, он рыкнул:
— А не видно?
Я сказал подбадривающе:
— А представь себе, дружище, каково сейчас тому усатому, которому ты засадил топором между ног?..
Он повернул ко мне бледное лицо.
— И как он?
— Еще жив, — утешил я. — Верещит, как придушенная бревном свинья.
Он сказал с облегчением:
— Фу-у, даже болеть перестало. Да, я ему крепко врезал…
— Даже, — сказал я, — если бы он выжил, уже не смог бы… ха-ха… жениться.
Он совсем повеселел, приподнялся на локте.
— По-моему, у меня уже и не так уж болит… Пойду посмотрю, что там с конем…
— Лежи, — сказал я, — сейчас закончу с сэром Перкинелем, потом с Вудянгом, а затем и к тебе подойду. Чтоб не сказали, что сперва к ближайшим дружкам бегу.
Он хмыкнул, но я видел по его грубому лицу, что польщен. Многие забывают тех, с кем начинали, я не только не забыл, но и сам напоминаю.
— Помнишь, — сказал я, — в прошлый раз я говорил, что быть тебе человеком благородных кровей и основателем длинного аристократического рода? И все виконты, бароны, графы и герцоги будут с гордостью говорить, что ведут род от легендарного Бернарда, которого за великие подвиги какой-то там тогдашний местный лорд прямо на поле битвы возвел в рыцарское сословие?
Он смотрел с недоверием, я закончил с предыдущими ранеными, подошел к нему, сперва возложил руки и залечил раны, достаточно серьезные, а затем сказал властно:
— На колени, Бернард!
Он с неохотой опустился на колено, я вытащил меч и ударил плашмя по плечу.
— Пусть этот удар будет последним, который ты стерпишь!.. Возвожу тебя в рыцарское достоинство, сэр Бернард, и возлагаю на тебя все обязанности, что неразрывно связаны с благородным сословием: ты должен защищать церковь, женщин и детей, имя твоего сюзерена, заботиться о крестьянах в своей деревне… а она будет, обещаю со всем злорадством, также ты должен справедливо разрешать их споры…
Он все больше распахивал глаза, а нижняя челюсть, тяжелая, как обломок скалы, медленно отвисала.
— Еще ты должен, — продолжил я неумолимо, — бдить и защищать…
Он сказал умоляюще:
— Ваша светлость, а может, пощадите… ну, в память о нашем славном походе к осажденному Зорру? О тех светлых днях?..
Я неумолимо покачал головой.
— Нет. Хороших людей много, если верить церкви, но встречается их почему-то мало. И теперь мы с тобой видим почему. Смирись, взрослей, прими то, что в твоем положении есть и некие малозаметные преимущества…
Он спросил с надеждой:
— Какие?
Я долго добросовестно думал, наконец сказал обрадованно:
— Право первой брачной ночи!
Он скривился.
— Всего-то? Действительно, малозаметное. Я должен возиться с какими-то визжащими, брыкающимися и царапающимися дурами, да еще считать это привилегией?.. Не-е-ет, сэр Ричард, это не по мне.
Я грозно раздвинул плечи, глаза мои метнули молнию, а голос прогремел, как гром из близкой тучи:
— По законам военного времени, сэр Бернард, вы принимаете все, что велит ваш сюзерен! Или чем одарит. И вообще подумайте о всем том длиннейшем генеалогическом древе, весьма разветвленном, что будет гордиться своим происхождением! Вы хотите всех их вот прямо щас просто убить?
Я с негодованием отвернулся и пошел дальше, трогая тяжело раненных, обходя раненных легко. Трое из моих телохранителей топали сзади на тот случай, если вдруг кто-то из раненых варваров сумеет броситься на меня со спины с ножом в руке.
Я помалкивал, моя прекогния, или как ее там, успевает предупредить о таком вовремя. Но карты не раскрывать благоразумнее даже перед своими.
Пес бегал кругами, тоже охраняя или же просто любопытствуя, и многие из тяжело раненных, завидев огромного Адского Пса с горячими багровыми глазами и красной пастью, похожей на вход в ад, считали в помрачении, что они уже там…
Зайчик шел следом, осторожно выбирая места, куда поставить копыта. Холод все больше вгрызался в мое тело, наконец я ощутил, что нижняя челюсть трясется, как при землетрясении, а костный мозг начинает превращаться в лед.
Мне дважды приносили горячего вина, потом по чьей-то команде телохранители властно подхватили меня под руки, усадили на арбогастра и, придерживая в седле, вернули в лагерь.
Я сидел в шатре графа Ришара, укутанный тремя одеялами, трясся и жадно ел горячее жареное мясо прямо со сковородки, однако внутренний холод уходил очень медленно и неохотно.
В шатер ворвался молодой гонец с эмблемой отряда сэра Норберта, быстро опустился на одно колено.
— Ваша светлость! — выпалил он. — К вам… послы!
Граф посмотрел на меня, на гонца, поинтересовался:
— Послы? От кого?
— От варваров, — сказал гонец торопливо. Он поднялся по знаку графа, жадно смотрел на меня. — Четверо!
Ришар повернулся ко мне.
— Велите прогнать… или примете?
Я проворчал:
— Что за шутки, граф? Армия — это люди, собранные в одном месте с единственной целью — исправлять ошибки дипломатов. Но если можно что-то решить переговорами…
— Дипломатия, — заметил граф с усмешкой, — искусство обуздывать силу. Но разве сила не на нашей стороне?
— На нашей…
— Тогда зачем? Война предоставляет возможность совершать подвиги благородным людям, чтобы в мирное время кичиться славой и доблестью перед друзьями и хвастаться перед дамами…
Я покосился на его довольное лицо, все-таки граф Ришар — действительно герой битвы при Олбени, Гастирксе, Черной Речке, Проливе, всех войн королевства с соседями, а теперь еще Сен-Мари и Гандерсгейма. Но, увы, и с его седой львиной гривой он все еще мальчишка, что вовсе не комплимент, как думают дураки.
— Дипломатия, — сказал я мирно, — та же война. Только чуть другим оружием.
— Гм, — сказал он озадаченно, кивнул гонцу, — иди отдохни, выпей вина. Послы пусть подождут.
— Совсем немного, — сказал я вдогонку. — Сейчас всех приму.
Глава 15
По ту сторону стенок шатра громко и торжественно пропели фанфары. Я вышел в яркий солнечный мир без доспехов, но с плащом на плечах, царственно огляделся.
Для меня поставили кресло с высокой спинкой, настоящий трон, принесли также несколько широких лавок, но никто не смеет сесть в присутствии маркграфа, а главное — майордома, что в глазах моих соратников выше даже герцога.
