Ольга Денисова - Черный цветок
- Они сделали его ущербным? - догадался Есеня.
- Да, он стал первым «ущербным», как мы их сейчас называем. Тогда же слова такого не было, никто не понимал, что произошло. Не имело никакого смысла убивать Харалуга, его отпустили на свободу, и он вернулся к своим - убеждать их в том, насколько законна власть благородных. Про медальон узнали позже. Ездили в Урдию, искали людей, владеющих Знанием. Выяснили многое, возможно, вольные люди знают о медальоне больше, чем сами его владельцы. Внутри него находится нечто вроде пружинки, она вращается вокруг себя и наматывает память о том, у кого отобрали жар и кому отдали. Пол-оборота - отняли, еще пол-оборота - отдали. Если медальон открыть, пружинка раскрутится в обратную сторону. Когда мудрецы из Урдии изучали медальон, не было вопроса о мертвых - куда вернется жар тех, кто умер. Так вот, на медальоне лежит заклятие: открыть его может только тот, кто первым отдал ему свой жар, - Харалуг. Но при его жизни этого не произошло: даже если бы он мог получить медальон, он этого не хотел. А вместе с его смертью умерла и надежда.
- И что, открыть его нельзя? - Есеня был изрядно разочарован; ему казалось, он просто плохо искал секрет замочка, и стоит снова посмотреть на медальон, как он его найдет.
- Никто этого не знает. Но один мудрец из Урдии дал нам совет. Он сказал, что, подобно воде, которая точит камень, Слово способно преодолеть силы природы. Заклятие незыблемо, но кто сказал, что мертвые никогда не возвращаются к живым? Рано или поздно сила наших слов, обращенная к медальону, заставит Харалуга вернуться. Но вольные люди видят медальон только однажды - когда становятся ущербными. Вот что такое последняя заповедь вольного человека - перед тем как красный луч заглянет в твои глаза, ты должен сказать: «Когда-нибудь Харалуг откроет медальон». И ты должен верить в свои слова. Знаешь, благородные очень боятся этих слов. Они вообще боятся имени «Харалуг». Они, так же как и мы, верят, что Харалуг может встать из могилы и открыть медальон.
- Эх, если бы я знал! Я бы тыщу раз наговорил!
- Нет, иначе бы мы давно заставили тебя принести медальон сюда и говорили бы это все вместе. Мы и вольные люди из других лагерей. Это нужно говорить только тогда, когда вспыхивает красный луч, когда медальон их «слышит». Но среди нас нет тех, кто может заставить красный луч светиться. Ни красный, ни зеленый. Я думаю, нам надо переправить медальон в Урдию, там найдется мудрец, который сможет это сделать. Но сперва я бы хотел узнать - может ли это сделать Избор? И захочет ли?
- А может, отнести его на могилу Харалуга? Вдруг он услышит?
- Никто не знает, где могила Харалуга. Мы только предполагаем, что он не был толком похоронен. Поговаривали, его тело просто бросили в болото.
- То самое болото, из которого встают мертвецы? - Есеня широко раскрыл глаза.
- Глупости это. Мертвецы из болота не встают. Эту сказку придумали для того, чтобы люди верили: мертвые могут возвращаться. Я с пятнадцати лет живу в лесу и ни одного мертвеца еще не встретил.
Глава III. Избор. Хищник или добыча?
Не догнав мальчишку, Избор долго бежал по лесу, надеясь, что сможет случайно наткнуться на него… Тщетно: тот словно в воду канул.
Избор ни разу не пожалел о том, что выкрал медальон. И только теперь начал понимать, какую кашу заварил. На что он рассчитывал? Собственные размышления вдруг показались ему никчемными, наивными, а потому - опасными. Примитивная логика мальчишки подлого происхождения потрясла его, напугала своей простотой: «Я сам брошу его в море!» Как легко. Есть несправедливость, и ее надо устранить. Разве сам Избор рассуждал не точно так же? Разве сам он думал о последствиях своего поступка? Даже потеря медальона приведет к непредсказуемым последствиям, а если его откроют? Что начнется тогда? Тысяча разбойников, воров, убийц окажется на улицах города, и огонь, потушенный у них в груди, взовьется над городом страшным пожаром, и все они будут одержимы местью… Это потрясение основ, это разрушение, это крах и хаос.
А главное, что станет с ним самим?
Избор шел через лес, пронизанный солнечным светом, и не мог не замечать насыщенных красок, и прозрачности листвы, и неприхотливой прелести поздних лесных ягод, алыми каплями расцветивших бледную зелень мха. Не осень, но уже и не лето, - странное время, удивительное своей ранней тоской по тому, что еще не ушло, но вот-вот исчезнет. Схватить время рукой, как птицу за хвост, - так же желанно, как и невозможно.
Почему он раньше не забредал в лес так глубоко? Да здесь каждый лист стоит того, чтобы быть запечатленным на холсте, и надо быть величайшим художником, чтобы передать теплоту свечения, которое рождает в нем солнечный луч. Как изобразить сгустившийся сумрак под еловыми ветвями, чтобы стало понятно: это не просто игра тени и света - эта тьма рождена деревом? И если прозрачный лист собирает свет, то ель умножает тьму.
Что станет с ним самим? Сможет ли он видеть этот хрустальный воздух, ощущать прикосновение влажного ветра к лицу, слышать музыку дождей, а главное - выплеснуть из себя восхищение жизнью, восторг бытия? Или все это навсегда будет похоронено в недрах его подсознания и никогда не найдет выхода к свету? Страх сжимал его сердце: наверное, он и не заметит перемены, не почувствует, как погаснет пламя, распирающее грудь и рвущееся наружу. И никогда мир не увидит его новых картин, на которых солнечный свет проходит сквозь зелень листа, не прочтет витиеватых эссе, сплетенных из кружевных слов, и его больше не потревожат мечты о пьесах и стихах.
Нет! Это было бы чудовищной несправедливостью! Отдать свою способность гореть разбойнику, который может вылить из себя лишь непристойную картинку на кирпичной стене, который воспользуется этой способностью для того, чтобы взять в руки кистень и отправиться на большую дорогу!
Усталость Избор заметил нескоро; он не привык к долгим пешим переходам, тем более по непрохожим лесным дорожкам, но мысли гнали его вперед, невеселые мысли. И только к закату, ощутив боль в натруженных ногах и голод, он остановился и понял, что забрел в чащу слишком далеко и теперь не сможет выбраться отсюда. И кошелек на поясе, набитый золотом, не поможет: вот та шустрая белка, мелькнувшая меж ветвей, не интересуется золотом и не станет менять на него найденные орехи. Где-то в этих лесах иногда охотился Огнезар, и то, что могло бы стать его добычей, теперь сделает своей добычей Избора… Интересно, это тоже было бы справедливым?
Хищники. Мудрослов высматривал среди металлургов способных парней и доносил на них страже, накапливая и накапливая способность видеть сквозь металл, забирая и забирая жар их сердец. И как до сих пор не лопнул? Как этот жар не сжег его изнутри? Как не разорвал его грудь?
