Дмитрий Таланов - Локумтен
Один из углов темной обложки был смят — как пить дать, дело рук Мастера, подумал Филь. Обложку всю покрывали выпуклые фигуры. Филь провел по ним пальцем, ощутив шершавость железа, и открыл книгу на первой странице.
Будто невидимая птица коснулась крылом его лица. Мальчику даже почудилось, что поверхность Сотериса колыхнулась в ответ. Филь настороженно огляделся вокруг от возникшего у него ощущения чьего-то присутствия. Но в Хранилище по-прежнему никого не было, и мальчик склонился над железной страницей.
Те же фигурки, что на обложке, покрывали собой лист. Эти письмена не были похожи ни на что, с чем Филь успел столкнуться за свою жизнь. Они не напоминали даже египетские значки или арабские закорючки. Мальчик перекидал страницы до самого конца, но ничего интересного не обнаружил. Закрыв книгу, он вернулся к тому, зачем явился сюда.
Взобравшись на камень бассейна, Филь достал из-за пазухи добытую им ранее раковину. Она была примерно того же размера, что и раковины Лентолы и Эши. Глядя на серебристо-голубую жидкость, которая едва заметно глазу вращалась, мальчик соображал, как бы зачерпнуть ее раковиной, чтобы не намочить пальцы. Не рискуя наклоняться стоя, он улегся на живот, свесив ноги наружу кольца.
Поерзав на камне для надежности, Филь вытянул руку и осторожно зачерпнул раковиной Сотерис. Вышло это у него удачно, он не замочил пальцев. Ему оставалось только вылить жидкость обратно, но полная раковина стала неожиданно тяжелой и выскользнула из ладони. Не желая упускать драгоценную добычу, Филь нырнул за ней рукой в Сотерис.
Спину мальчика схватила судорога, его выгнуло дугой и отбросило от бассейна. А потом Филь дико, страшно закричал.
— 16 —
«За века существования Сотерис явился причиной многих несчастных случаев. Обычным следствием незащищенного контакта с ним было устойчивое нарушение нервной проводимости пораженной конечности. А в пик его максимальной активности, приходящейся на сентябрь-октябрь, нередким результатом являлась смерть от генерализованного паралича...»
«Новый Свет. История создания», 25-е издание,
Анастасийская Центральная Библиотека
Филь открыл глаза с ощущением, что проспал очень долго, и подумал: «Какой удивительный я видел сон! Еще секунда, от моей руки остались бы одни угольки…»
Он уловил слабые отголоски адской боли, которую испытал, и передернулся. Такое никому не должно сниться, потому что это могло убить даже во сне. Мальчика отвлекли звонкие голоса за открытым окном, где шумел листвой ветер и чирикали пичужки.
— Сделай ты, как я говорила, сейчас мы бы уже купались! А теперь нам придется просить разрешения у матушки. На дворе май месяц, вы с ума сошли! — знакомо передразнили кого-то. Последняя фраза без сомнения принадлежала Лентоле, только произнесла ее Эша.
— Эша, миленькая, прости! — пролепетала Габриэль в ответ. — Я забыла, что Руфина теперь тоже совершеннолетняя.
Удивленный, что они здесь делают, Филь приподнялся на локтях. Его правая рука заныла и, припомнив свой сон, мальчик вытащил ее из-под лоскутного одеяла.
В лучах утреннего солнца ладонь выглядела бледной, почти белой. Пальцы сжались в кулак, но столь слабо, что удержать в них что-нибудь кроме пустого стакана было бы трудно. Филь подскочил в постели, уставившись на руку, уже понимая, что он в самом деле жестоко пострадал.
Обе руки его выглядели иссохшими палками, а правая еще и ощущалась как чужая. Ноги смотрелись не лучше, да и сам Филь чувствовал себя как изношенная тряпка. Дрожащие от слабости колени не удержали его, и мальчик плюхнулся обратно в постель. Вытаращив глаза, он потерянно огляделся.
Кровать оказалась не шире той, что в Хальмстеме, хотя комната была просторней. Дощатый потолок тоже был повыше, выбеленный, как и стены, известкой. На подоконнике небольшого окна вытянулась кошка, уткнувшись носом в согнутую лапу. За окном виднелись кусты сирени в полном цвету.
Бледный, обессиленный и жалкий Филь выкарабкался из постели, не веря своим глазам. Покачнувшись, он оперся о столик у кровати. Сбив с него на пол какие-то горшки, он застыл на месте, ухватившись за кровать. По комнате разлился запах травяных настоев.
На шум к нему заглянула девушка в режущем глаза разноцветном сарафане. Ее соломенного цвета волосы были заплетены в косы и уложены, как тележное колесо, вокруг головы. Усыпанное веснушками лицо расцвело, когда она заметила Филя.
— Ой! — сказала она. — Что же это вы, господин, пришли, наконец, в себя? Ну, теперь не пройдет и двух дней, как вы побежите. Давайте-ка я вам помогу!
Она засуетилась вокруг, помогая Филю взгромоздиться обратно в постель, не переставая тараторить:
— А мы уже испереживались, такое горе, такое горе! Но продолжали надеяться, ведь вы не умерли, а мало кто остается в живых, коснувшись осеннего Сотериса. Вам повезло, что вас отшвырнуло, а не затянуло внутрь, хальмстемский эмпарот нам всё рассказал. Он просидел у вашей постели неделю, пытаясь понять, как вас так угораздило. Вас пытались даже поить из кубка Локи, который был у хозяйки, а вы всё не приходили в себя. Ах, господин, как нам тогда стало страшно! Потом приехал сам императорский секретарь, злой, будто демон, долго глядел на вас, забрал кубок и уехал. Он оставил хозяйке приказ сообщить ему сразу, как вы встанете. Вы там тоже что-то натворили, не правда ли?
Мальчику сделалось тоскливо, и он зажмурился. Не было сомнений, что император получил счет на восемнадцать золотых и собирается предъявить его Филю. Хотя тут можно поспорить, ведь в результате тот получил, что хотел. Хуже было, что Филь невольно выдал эмпароту, кто изготовил подделку, а отсюда и у кого может находиться настоящий кубок. Ведь не зря эта крупная башка провела целую неделю у его постели! Оставалось непонятным, зачем Флаву понадобилась подделка, которую он, как пить дать, вскоре унес обратно.
— А где я? — сипло спросил Филь, услышав, что хозяйка потратила целое состояние на его лечение, и узнав, что девушку зовут Брендой.
— В Катаоке, а то где же! — удивилась Бренда. — Куда вас еще было девать? Мастер Флав отправил вас сюда со своим эмпаротом утром самого того дня, когда вас обнаружили в Хранилище!
За окном в кустах сирени послышался треск. Румяная Эша с пышными волосами до плеч порывисто шагнула к подоконнику.
— О! — сказала она, увидев Филя, сидящего в постели. — А я думаю, что за необычное оживление в юдоли скорби? Наш беглец бросил витать в эмпиреях и спустился на бренную землю!
Разглядывая мальчика с прищуром, она согнала кошку с подоконника и, подтянувшись на руках, уселась на него сама.
