Татьяна Русуберг - Глаза ворона
Кай вскрикнул и хотел поднять руки к глазам, но что-то держало их. Он рванулся и пришел в себя. У него еще звенело в ушах от собственного крика. Глаза слепило яркое солнце, и сначала было не ясно ни где он, ни что с ним. Наконец, зрение прояснилось.
Первое, на чем остановился взгляд, было синее небо позднего лета, переходившее в нестерпимый блеск моря. Вдалеке маячила знакомая макушка Белой Скалы с птичьей круговертью над ней. Прямо внизу были бурые крыши замковых строений и узкая каменная площадка, заканчивающаяся у его ног — босых, пыльных, в следах запекшейся крови и… тяжелых оковах. Таких же оковах, что охватывали его раскинутые руки и удерживали на стене башни Висельников.
Кай был распят высоко над Замком. И все же не так высоко, чтобы обитатели крепости не могли видеть его. Узники башни, по мысли ее создателя, должны были служить назидательным примером для слуг местных Мастеров.
Вся одежда исчезла. Стоящее в зените солнце немилосердно жгло незащищенную кожу, вспухшую рубцами там, где по ней прошлись плети Мастера. Одни рубцы были старые, поджившие; другие — совсем свежие и еще кровили. Очень хотелось пить. Губы распухли и запеклись. Жажда казалась тем мучительнее, что перед глазами все время была серо-стальная масса океана, вздыхающего внизу. И знание, что соленая вода не может утолить его страдания, не делало их меньше. Кай не помнил, когда он ел в последний раз или как он попал сюда. Но его память сохранила каждое слово Мастера Ара, каждое слово, произнесенное тихим вкрадчивым голосом, потому что эти слова ранили гораздо сильнее, чем плеть…
Мальчик лежал на горячих плитах двора лицом вниз, как всегда обессиленный после посещения Мастера, и боролся с рвотными позывами. Он надеялся, что теперь волшебник убьет его, и, по возможности, быстро, чтобы его мучения прекратились. Но вместо этого Мастер Ар рассмеялся, и Каю очень, очень не понравился этот смех.
— Лучше, чем этого можно было пожелать! Ты превзошел мои ожидания! Взгляни-ка на это, — волшебник бесцеремонно пнул лежащий рядом труп Такхейвекха носком сапога. — Старик даже не пикнул! Жаль, что девчонка уже в Анклаве, а то можно было бы поразвлечься и с ней.
Возникший из воздуха огненный аркан обвился вокруг лежащего и вздернул его на колени.
— Смотри на меня! Да, мой маленький Кай, ты ведь так ничего и не понял! — Мастер Ар наклонился к мальчику и заглянул в его расширившиеся от ужаса глаза. — Ты думал, что борешься со мной, борешься со своим предназначением. На самом деле ты только что обрел его! У несчастного Такхейвекха не было против тебя ни единого шанса. Помнишь, там, в Ущелье Исполинов, он ударил тебя смертельным заклятием? Старик еще удивлялся потом, как ты выжил, и спрашивал меня об амулете. Да-да, не делай таких больших глаз, малыш. У меня не было сомнений, что ты слышал наш разговор и понял все. Кто как не ты знал, что не было никакого амулета? Магия старика просто прошла сквозь тебя, не причинив вреда. Как пройдет магия любого другого волшебника — слышишь, любого! Кроме меня, твоего создателя. Ибо таким я сотворил тебя, Кай, и ты весь, без остатка, принадлежишь мне.
Я придумал тебя, но теперь ты — настоящий, такой же реальный, как эти камни, как труп мага, которого убил ты. Убил сам, без моего приказа… Мой мальчик, мое чудовище, ты только что сделал то, для чего ты был создан, и сделал с таким совершенством! Ты убил волшебника!
В глазах Кая помутилось. Задыхаясь, он крикнул:
— Это ложь! Я убил Мастера Такхейвекха, чтобы спасти девушку! Я убил, потому что у меня не было другого выбора! Он черный маг, и его магия сильна. Я видел это в ущелье, я видел, как он заставил бежать мертвую лошадь!
— Мое бедное чудовище, — Мастер Ар легко коснулся его щеки. Кай дернул головой, но петля аркана удержала его, лишая воздуха, — ты знаешь, что я говорю правду. Никакая магия, ни черная, ни белая, не действует против тебя — таким тебя создал я! Старик не был для тебя угрозой. Ты убил его так легко, так изящно, потому что тебе нравится убивать. Не правда ли, есть странная красота в полете стрелы, несущей смерть, когда ветер поет в ее оперении…
— Нет! Я не знал… Я не хотел… — Кай тяжело и часто дышал, слова шли с трудом.
— Ложь! Ты знал. Ты хотел — так сильно, что презрел боль и страх. Ты спланировал все до мельчайших деталей — какой великолепный план! Единственное, чего ты не учел, — я все время следил за тобой, направлял тебя, вел тебя к цели… Ты думал, что противостоишь моей воле. Но ты всегда был в моей воле и всегда будешь. Ты — мой, мы едины… — Теперь Мастер вкрадчиво шептал, склонившись к самому уху мальчика, и вес слов мага давно бы пригнул его к земле, если бы не все еще удерживавшая шею удавка.
— Но… волшебница, Юлия Доротея? — из последних сил попробовал возразить Кай.
— Девчонка? Ты отправил ее прямиком в Анклав, в руки черных магов. Она для нас ничего не значит, это пешка, которую можно отдать… — при виде лица несчастного, которое исказила гримаса, Мастер Ар улыбнулся уголками губ: — Ты ведь не думал, что Шул-ла-Рун открывает врата куда угодно? Круг на Когте — это дорога в Анклав, и никуда больше. Придет время, и я возьму тебя туда. Но не сейчас… Тебе предстоит еще многому научиться…
Эхо слов Мастера заставило узника застонать, сжав зубы, и рвануться в цепях. Бесполезно, все было бесполезно. Он помнил, как умолял волшебника убить его, но в ответ получил только смех и огненные плети. Кажется, он начинал понимать слова Ментора Рыца о том, что хуже, чем смерть. Кай невидящими глазами уставился на солнце, надеясь, что оно ослепит его, выжжет его больной мозг, мозг чудовища… Как многое ему теперь стало ясно! Пребывание в Замке, уроки с Ментором Рыцем, даже его странное уродство: чудесные глаза, которые могли видеть магию, могли выследить волшебника в тысячной толпе для того, чтобы убить его…
«Я — убийца. Вот каково мое предназначение. Убийца волшебников, чья магия беспомощна против меня. И я — целиком во власти Мастера Ара. Если Мастер прикажет убить… — на мгновение он обрадовался, что Юлия Доротея была в Анклаве, далеко от Замка. — Что, если бы Мастер приказал „поразвлечься“ с ней?» Кай не задумывался о том, почему хозяину понадобилось создать его именно таким; зачем волшебнику понадобился слуга, призванный уничтожать ему подобных. Какова бы ни была причина (если властелину Замка вообще требовалась причина), она не могла оправдать то, что Ар сотворил с ним.
Солнечные лучи пронзали голову, как раскаленные клинки, заставляя глаза истекать слезами. Безжалостный свет проникал в самые дальние уголки сознания, туда, где годами хранилось все самое дорогое: детские мечты, сны, немногие счастливые воспоминания… Этот свет вдруг показал всю их убогость и ложь. «Родители… У меня никогда не было ни родителей, ни братьев, ни сестер! Никогда не было другого дома, кроме Замка. Я никогда не был человеком и никогда не смогу им стать. Я — урод, чудовищное творение магии, преступление против природы и преступник! Юлия Доротея назвала меня слепым ангелом… О, я действительно был слеп! Но я никогда не был ангелом. Я — демон, и теперь она, наверное, поняла это и прокляла меня…»
