Юлия Тулянская - Двери весны
Как его зовут, он тоже не сказал. У меня осталось впечатление, что то ли он Женя, то ли Валентин — странно, оба имени одновременно и женские, и мужские. Вернее, что зовут его вообще не так, но каким-то из этих двух имен он вроде бы назвался. Это я вспоминала уже потом, и решила остановиться на Жене — ему все равно, имя-то не настоящее, типа 'Юстас-Алексу', а мне надо его как-то мысленно называть. Мы сидели еще долго, я уела все ранетки, а сама сходила в ближайший магазин и купила вина, два пластиковых стаканчика, плитку шоколада — и мы снова уже вдвоем выпили за хороший, добрый путь моей мамы по реке. Что-то мне подсказывало, что у Жени-Валентина денег нет, а угощение со стороны дамы могло выглядеть не очень приличным, но поминки были в любом случае правильным поводом: я их устраиваю. Поэтому мой вклад в пир на лавочке был естественным. Мы на брудершафт не пили, но после второго пластикового стакана перешли на ты.
Я все-таки пыталась допытаться.
— А почему я — проводник? — спрашивала я. — Как становятся проводниками? Почему я не знала этого раньше?
— Я мало знаю об этом. Я-то не проводник, — объяснял Женя. Я бы сказала, терпеливо объяснял. — Я знаю тропы только в одной части мира. Вот в этой, где мы, ты и я.
— В нашем городе? Ты это имеешь в виду?
— Да, и в нашем городе, и просто — в нашей части мира, — повторил он. — Когда люди уходят, как твоя мама, они уходят в другие части мира. Мы не знаем, что там.
— В другие миры? — уточнила я.
— Нет, нет, мир один. Части разные. Ну, вот как ветки на дереве. Дерево одно, а веток много… Или видела когда-нибудь, деревья из одного корня растут, стволы?
— А река, что же она? Течет в другом мире, да? То есть в другой части, на другой ветке?
— Река — она, наверно, через все части мира течет. А вот выход на нее знают проводники. И пути птиц, и пути воды — через все части, или 'все миры', как говоришь ты. И еще другие места есть. Одна знакомая… рассказывала. Для кого из уходящих — река, для кого — еще другие двери. Ты проводник, ты все это будешь знать.
— А как я это узнаю?
— Так же, как про реку…
— Но почему я стала такой?
— Не знаю. Может быть, у вас это в роду? Я мало знаю. Или, может, ты была проводником до того, как пришла.
— Пришла — к тебе, сюда? — спросила я, но уже чувствовала, что его слова имеют другой смысл, от которого мне стало не по себе, словно я была в комнате, а тут распахнулось окно, и ворвался пронзительный ветер.
— Пришла — ну, как люди приходят. Они же живут здесь, а потом уходят в другие части мира — по реке, или дверями… Но прежде они приходят откуда-то, ведь так?
— Прежде рождения? — я поежилась. — Лучше не знать, наверно… Даже думать как-то страшно.
— Но почему? — мой собутыльник и новый друг совсем не понял всей жути, которая охватывала меня при этой мысли. — Если ты откуда-то пришла, значит, ты туда вернешься и снова будешь там. Это же — вернуться домой, в свое место. Это же хорошо! Ты же — это и есть ты. Какая там была, какая будешь. Такая хорошая, и можешь такие вещи делать… Что тут страшного?
— Ну… — я судорожно сглотнула и потрясла головой. — Что ты так легко говоришь про другой мир, про то, кем я была до рождения… Я не привыкла.
— Тот же мир, — повторил Сквер. — Просто место другое. И хорошее место, раз ты из него пришла. Раз твое место, значит, хорошее. Ты проводник, ты сама все узнаешь лучше меня.
— Так тогда, получается, и ты узнаешь, когда… в общем, все мы не вечны же.
Он промолчал.
Потом мне казалось, что этот пьяный разговор, бредовый по самой сути, мне приснился или примерещился.
Мне показалось, что — да, он промолчал, это совершенно точно, но словно бы из молчания было ясно, что он здесь навсегда.
— Это плохо? Тебе грустно от этого? — как мне потом казалось, быстро спросила я.
А он весело ответил:
— Нет, что ты! Как может быть грустно от того, что я — это я?
— Людям — бывает… — сказала я.
Потом как-то так случилось, что он сказал, что ему пора. И это не было вежливым поводом уйти, я чувствовала, что и в самом деле — пора. Поблагодарил за угощение, за вино, и сказал, что всегда рад будет видеть меня здесь. Именно здесь.
— Ты в сквер гулять приходи. Даже если рукой помашешь или мимо пройдешь, я всегда рад. А если захочешь поговорить, позови или вот просто сядь на эту лавку. Я выйду и сяду рядом. И ты не думай, я совсем не обижусь, если ты не сядешь… или если ты долго не придешь. Просто я буду волноваться, вдруг с тобой что-то случилось. Ты про Репья только не забудь, — повторил Женя. — Если тебе будет нужна помощь, а ты сюда не сможешь прийти, ты ему скажи. Выйди на крыльцо, позови: Репей.
Он прошел в воротца елей и растаял в сгущающемся уже сумраке. А я еще долго сидела в сиреневых сумерках, глядя, как над пятиэтажками всходят первые звезды.
Дома я все-таки погуглила дорожников. Конечно, это были, во-первых, работники дорожной службы, во-вторых, древнеримские описания знаменитых римских же дорог, в-третьих — какое-то ВИА времен, когда еще были ВИА.
Я уснула, улыбнувшись маминой фотографии, и видела во сне фонарик на маминой лодке.
Сергей. 'Уйди, назойливый мираж'
Лето не обещало ничего. Просто удивительно, как много раньше обещало лето: тут тебе и дача, и качели, и речка, и поездки на птичий рынок (уж не помню, что мы там покупали с друзьями — то ли кроликов, то ли дафний для рыб, то ли самих рыб, важен был сам процесс), и лазание по гаражам. А позже — турбазы, дискотеки, красивые и загадочные девушки, брожение по лесам. А еще позже — другие страны. А сейчас — ничего. Нет, конечно, можно взять путевку в Турцию или Египет, зарплата позволяет. Или даже нет, можно взять и уехать на машине в тот самый лес, который был раньше рядом с нашей дачей. Позапрошлым летом я так один раз сделал. Дачный поселок зарос травой, как-то самозагадился, как бывает с местами, где никто не живет — на всем печать бедности, разрушения, угасания. У богатых людей дачи далеко не там, а у небогатых нет денег и времени ухаживать за своими участками.
Так что отпуск я летом не брал. Приходил с работы, принимал душ, варил пельмени или разогревал в микроволновке пиццу. Общения с друзьями хватало и в выходные — друг, собственно, остался всего один, Олег. Он приходил с водкой и изливал душу. Свою. Моя почему-то его не интересовала уже лет десять как. Остальные друзья были в интернете — кто переехал в Москву, кто в Америку, и со всеми ними мы общались по принципу 'Как дела? Нормально!'
