Олаф Бьорн Локнит - Посланник мрака
– Надеюсь, ты больше не полагаешь, что я плохо подумал о твоей, несомненно прекрасной даме сердца, – слегка заплетающимся языком сказал я поверженному бастарду, получил утвердительный ответ, поклонился (едва не упав), забрал верную кружку и поковылял обратно к столам. Если уж решил напиться, то намерение должно быть осуществлено в полной мере.
Клочок лавки возле толстого барона Дорна уже оказался занят – явился какой-то мелкий дворянчик из свиты королевы Тарамис. Дядюшка и племянник наперебой растолковывали новому слушателю, что Тараск имеет все права на престол Немедии, но такими же правами обладает и Ольтен. Юнец послушно кивал. Я обошел все столы, но свободного места не обнаружил. Ближе к вечеру число желающих покутить на «ничейной земле» безмерно возросло.
Наверное, сами боги направили меня к дверям приземистого дома из черных бревен, который, собственно, и являлся «Лошадью Сигизвульфа». Мне почему-то взбрело в голову, что, если господа благородные веселятся на улице, то внутри обязательно отыщется тихое местечко.
Дорогу внутрь перекрыли двое здоровенных деревенских парней, смотревших одновременно и нагловато, и почтительно.
– Прощения просим, ваша милость, – сказал один из них, – туда заходить дозволено либо по разрешению хозяина, либо за а-агроменные деньги.
– С-сколько? – брезгливо осведомился я, понимая, что обитатели Алгиза решили нажиться на приспешниках Ольтена и Тараска на две жизни вперед.
– Пять ауреев, ваша милость, – вздохнув, ответил здоровяк. Наверное, он даже не представлял себе, как выглядит такая огромная сумма. В деревнях редко видят золото.
Плюнув на будущее, которого у меня все равно не было, я запустил руку в кошелек. Пальцы нашарили две самые тяжелые монеты, каковые по рассмотрению оказались аквилонскими солидами – знаменитый «Двойной лев». Каждый содержит в себе драгоценного металла на стоимость десяти обычных кесариев. Золото и платина, обиходное название порождено двумя отчеканенными львами, поддерживающими вензель монарха, «КК» – Конан Канах. Да провались он, этот Конан! Отлично, одной монетой заплачу за вход, другую пропью.
– Ой, господин, – сморщился верзила. – Денежка незнакомая, чужестранная. Я лучше хозяина позову.
Хозяин явился мгновенно. Оценил тяжесть «Двойного льва», отсыпал мне четыре немедийских аурея сдачи, залебезил и лично проводил внутрь. Действительно, помещение для самых почетных гостей. По гербам я различил аж целых трех герцогов и… и…
А что здесь делает Тотлант?
Стигийский волшебник восседал за отдельным столом и разговаривал с абсолютно незнакомым мне человеком. По виду – тоже стигийцем. Второй носил непритязательные коричневые одеяния, как и Тотлант, брил голову наголо, отличался темно-коричневой, очень загорелой кожей, множеством морщин на лице и простыми серебряными серьгами в обоих ушах. Только взгляд уж больно величественный.
Мне почему-то сразу вспомнилось имя – Тот-Амон. Хотя нет, с Тот-Амоном я однажды сталкивался. Он куда сухощавее, на левой щеке торчит большая бородавка и выглядит гораздо грознее. Это не Тот-Амон, точно. Это кто-то другой.
Я довольно развязно подошел к столу, плюхнулся на сиденье рядом с Тотлантом, фамильярно обнял его за плечо и, громко рыгнув, сообщил:
– Привет! Меня отовсюду прогнали! Даже родной предок! Он с этой… с гулью… с гулей… в общем, с рабирийской кровопивицей воркует!
Впервые я увидел Тотланта испуганным. Волшебник замялся, кашлянул, неприязненно глянул на меня, потом виновато – на пожилого собеседника…
– Может быть, я невовремя? – запоздало сообразил я. – Извини. Наверное, у тебя важный разговор?..
– Пусть молодой человек присядет, – меня тщательно изучили взглядом темных, пронизывающих, чуть навыкате глаз. Престарелый стигиец гостеприимно указал на потемневший от времени табурет. – Тотлант, сын мой, представь нас.
«Сын мой»? Что бы это значило? Традиционное стигийское обращение старшего к младшему?
– Маэль, – слабо выговорил придворный волшебник короля Эрхарда, – познакомься. Это Менхотеп, мой отец.
– К вашим услугам, – я снова подскочил, качнувшись, и поклонился. – Маэль, бывший граф Монброн. Так сказать, в отставке.
– Не лишенный чувства юмора, – без тени улыбки сказал родитель Тотланта. – Я тебя помню. Видел однажды.
– Когда? – изумился я.
– Около одной луны тому, – признался Менхотеп. – В замке короны Бельверуса. Когда ты и твои друзья решили похитить у ксальтоуна его драгоценность.
И тут внезапная догадка озарила мой разум.
– Так… Так это ты – ксальтоун?
– Я. Сиди спокойно. Хочу с тобой побеседовать, – он повернулся к ерзавшему Тотланту и качнул поблескивавшей в свете факелов лысой головой: – Ступай, выполняй задуманное. Я выслушал твои слова и нахожу их справедливыми.
Маг из Пограничья встал, неловко потоптался на месте, словно хотел мне что-то сказать. Потом махнул рукой и ушел. Я остался, растерянно пялясь на ксальтоуна и не представляя, зачем ему понадобилось со мной беседовать. Неужели потребует ответа за украденный Талисман? Так у меня камешка нету, его Дана Эрде забрала…
– Кое-что о тебе мне известно, – невозмутимо заговорил стигиец. – Ты служил аквилонской Латеране. Сегодня твои темные делишки выплыли наружу. Просперо Пуантенский, надо полагать, тоже указал тебе на дверь? Что ж, посмотрим правде в глаза. Ты лишился титула, и, если тебе не удастся побывать в Аквилонии и навестить свой тайник, ты останешься без единого золотого в кармане.
Мне бы возмутиться столь бесцеремонным вмешательством в мои дела, а я вяло кивнул. Ксальтоун, кем бы он не был, говорил истину. Неприятно звучащую, но совершенно справедливую.
– Что ты намерен предпринять? Уехать?
Я опять кивнул. Кивать было очень легко. Не требовалось почти никаких усилий.
– Куда?
– На Полуденное Побережье, – нехотя выдавил я.
– Хорошее место, – серебряные серьги закачались из стороны в сторону. – А ты не хотел бы задержаться здесь на пару дней?
Несмотря на винные пары, обильно клубившееся в голове, я заподозрил что-то неладное. Зачем стигийскому магу требуется мое присутствие?
– Покупать будешь? – я заговорщицки понизил голос. – Про всяческие тайны выспрашивать?
– Какие у тебя тайны, – презрительно скривился ксальтоун, нанеся моему без того истекающему кровью самолюбию парочку новых смертельных ран. – Покупать тебя – делать большое одолжение. Кому нужен бывший конфидент Латераны с подмоченной репутацией, схваченный за руку и вышвырнутый за неудачливый грабеж из собственной страны?
На это оскорбительное высказывание я ничего не ответил, благо на столе передо мной появился кувшин с вином, которого я не заказывал, и оловянная кружка. Я таращился на эту надутую кружку, словно она могла мне чем-то помочь.
