Джоэл Розенберг - Спящий дракон
– Нет. – Рука Карла крепче сжала меч. – Это не обсуждается. Просто выкинь из головы. Одна из немногих добродетелей нашего мира…
– Не дури. В нашем мире рабство долгие века было нормой. Даже и в наши дни рабский труд – не редкость. Я могу с ходу назвать тебе с полдюжины мест, где оно вполне законно: да хоть Саудовская Аравия. Ты…
– Я этого не потерплю. – Люди не могут быть собственностью людей. Это неправильно.
Дория встала меж ними.
– Прекратите. Мы, кажется, собирались смотреть достопримечательности?
– Что ж – пошли.
Улица горбом уходила вниз, под гору, и чем ниже она спускалась, тем уже становилась, тем затрапезнее делались одно– и двухэтажные дома по ее сторонам. Сквозь забранные решетками окна Карл видел порой смотрящих на него людей – но, поймав взгляд чужака, они тут же отшатывались. Воин небрежно опустил руку на рукоять меча, незаметно проверив, легко ли он ходит в ножнах. Возможно, в том и не было нужды, но это как со всякой подготовкой: никогда не знаешь заранее, нужна она была или нет, пока не грянет беда.
Впереди, там, где узкая теперь улочка выходила на некое подобие площади, слышался шум – вроде бы ревело пламя.
Пожар? Карл втянул воздух. Без толку: ветер дул сзади.
– Вы это тоже слышите?
Дория и Уолтер кивнули, подошли и встали с ним плечом к плечу.
– Шумит, как пожар, – проговорила Дория. – Но – пожар? Здесь же все каменное. Здесь не может быть никаких пожаров.
– Спорим?
Улица кончалась; то, что показалось им площадью, на поверку было широким огражденным перилами балконом над огромной ямой, больше двух тысяч футов в поперечнике, глубиной около ста.
А посреди ямы, прикованный за шею к громадному валуну, сидел немногим меньший, чем этот валун, дракон.
Большой бурый зверь в холке был вдвое выше Карла, чуть ниже – у основания хвоста. Кожистые крылья распахивались и опадали, из пасти, превращая в пепел и пар коричневатую жижу, било пламя, хвост нервно метался из стороны в сторону.
Голова была кошмарна. Подобна крокодильей, но огромная, с зубами-кинжалами и алыми глазами, злобный взгляд которых заставил Карла отшатнуться от края ямы.
Язык пламени вырвался из пасти, с ревом испепелив поток нечистот, хлынувших в яму по одной из выходящих туда труб.
«Убирайся», – прозвучало в голове воина – и одновременно его затопила волна тошноты.
Карл рухнул на четвереньки, зажимая ладонью рот, жмуря слезящиеся глаза.
– Карл! – Уолтер присел на корточки подле него. – Что с тобой?
– Карл? – Лицо склонившейся к нему Дории было пепельным. – Ты здоров?
Новый язык пламени – и новое облако вони из трубы.
Карл заставил себя открыть глаза. Нет – больше никого рядом не было; дома пялились на площадь глухими торцами.
«Никому не хочется заглядывать в выгребную яму».
На сей раз фраза не сопровождалась тошнотой.
Карл пошатываясь поднялся, отер рот тыльной стороной ладони.
– Ты говоришь мыслями.
«Какой умный мечник, – беззвучный голос дракона сочился сарказмом. – А ты говоришь ртом. А малышка целительница и надутый вор подле тебя вообще онемели. Других столь же тонких наблюдений не имеется? Если нет, прошу – поиздевайтесь над пленником и идите своей дорогой». – Дракон лениво поскреб когтем цепь у себя на шее. Впрочем, нет, не цепь – скорее это напоминало канат. Там, где покрывающая его грязь отвалилась, просверкивало золото.
«Это чтобы я огнем не освободил себя, дурень. Будь я таким глупцом, чтобы попытаться, я сжег бы самого себя». А ведь он пытался – и не раз. Золотое покрытие стального каната отражало пламя. На самого дракона.
Руки Карла потянулись к шее – она пылала, охваченная огнем.
Но огня не было; жжение мгновенно исчезло, осталась лишь память – как далекое, из детства, воспоминание об испытанной при падении боли.
«Понравилось ощущение, человек? Твой род…»
– Но не я.
– Карл, будь добр…
– Помолчи. Ты не слышишь моего голоса?
«Что интересного он мне может сказать?»
– Я… я не знаю… Но разве может твое пламя сжечь тебя? И почему ты так зол на…
«Дракон – порождение магии, но пламя может обжечь его, опалить, ранить. Я управляю своим огнем, конечно, но когда он отражен – дело иное. А вас я ненавижу, потому что… погоди. Кто вы?»
– Я Карл Куллинан. Это Дория и Уолтер. И мне непонятно, за что ты на меня зол. Я никогда ничего тебе не делал…
«Я – Эллегон, уничтожитель отбросов».
– Не понимаю.
«Подожди перемены ветра, Карл Куллинан. В эту яму спускаются все нечистоты Пандатавэя, чтобы не засорять их драгоценную гавань. Я должен либо пережигать все, либо сидеть по глаза в человечьем дерьме. Меня поймали, когда я был всего-то лет пятидесяти от роду, приковали здесь – и заливают своими испражнениями вот уже триста лет.
– Тебе больше трехсот лет?
Дракон был прикован в отбросах триста лет – и он позволил Карлу ощутить, каково это.
Всего лишь на миг.
Содрогаясь от рвоты, он лежал на камнях, Уолтер придерживал его за плечи.
– Черт, мы должны унести его отсюда. Он едва жив. «Да, я всего лишь дитя. Как по-твоему, можно ли обращаться вот так с ребенком? Можно?»
Тошнота.
Карл стряхнул руки друзей, закрыл глаза и попытался закрыть свои мысли.
– Пожалуйста, не надо. Прошу!
«Ты не поступил бы так? Нет, не поступил бы, я вижу. Даже с драконом». Тошнота прошла.
– Успокойтесь, вы двое. Все в порядке. Нет, я бы не поступил так с драконом.
Убить дракона, ежели бы тот напал на него, – да, Карл бы мог. Если б сумел. Но поступить с ним вот так – ни за что. Карл ощутил лишь эхо страданий Эллегона, ощутил на один лишь миг, но и то с него хватило. Если только дракон не менее, чем он, чувствителен к…
«Хочешь ощутить все снова?»
Нет. Так нельзя, но что он, Карл, может поделать? Дракон явно голоден, а канат толстый.
«Не очень голоден, и канат перерезать не прошу. Еда мне не слишком нужна – драконы сотворены из магии, ты разве не знал? Поесть мы любим… – радость загнать корову, проглотить ее в два укуса, затопила Карла, унося прочь остатки тошноты, – но нам это необязательно».
– Я не знал. Я вообще ничего не знаю про драконов.
Мысленное пожатие плеч.
«Ты глупый или просто не любопытный?»
– Просто не любопытный.
«Гм-м-м… У меня к тебе предложение. Если я окажу тебе две услуги – окажешь ли ты мне одну?»
– Посмотрим. Ты не можешь…
«Я не смогу дотянуться своими мыслями до твоих на большом расстоянии. Ты можешь удрать, и я не сумею ни поговорить с тобой, ни заставить…»
– Не надо. Не надо снова наводить на меня тошноту. Но что ты хотел предложить? Не уверен, что доверяю тебе настолько, чтобы спуститься вниз и освободить тебя.
