Елена Федина - Белая тигрица
За окном мела метель, на площади стучали топоры и молотки. Это сколачивали для меня эшафот. Я смотрел на него и в который раз пытался понять, как же эта неизбежность произошла.
Мы уехали в тот же день. Дождь так и не кончился, оказалось, что это наступила осень, наступила так же внезапно и преждевременно, как старость. Всю дорогу от замка Оорла до Тарлероля и от Тарлероля до Трира я оборачивался назад. Я вообще слишком часто люблю оглядываться на свое прошлое. Никто из Оорлов мне вдогонку не кинулся, всё было тихо и спокойно, как будто так и надо.
Я переступил порог дворца уже другим человеком. Даже не прежним порочным и тщеславным Энди Йорком, а много раз хуже. Воздушные замки разрушились, не было прежнего Ольвина, значит, не было света в конце туннеля, и не было ничего святого! Был барон Оорл, такой же властный, такой же независимый и невозмутимый, как его отец. Нет, он остался, конечно, добрым и великодушным, но его великодушия хватило на всех… кроме меня.
Мои роскошные покои встретили меня тишиной и блеском. Посреди малахитового зала стоял на постаменте золотой конь с изумрудами вместо глаз — подарок Нарцисса и предмет бешеной зависти его любимцев. Я надел коню на голову мокрую шляпу и пошел дальше. В бирюзовом зале рядом с кроватью у меня был бассейн, мне нравилось по утрам нырять в него вместо умывания. Я шел и сбрасывал одежду прямо на пол, где придется, я уже мог не думать о таких мелочах: у меня были слуги…
Я искупался и бесцельно валялся на кровати, мне даже думать было лень. Потом пришел сияющий Нарцисс и с разбегу запрыгнул ко мне на одеяло, у него было превосходное настроение.
— Вечером устрою грандиозный праздник! Пусть все знают, что ты вернулся!
— Все и так знают.
— Ты будешь петь, Энди?
— Петь? Конечно! Я буду петь и пить, плясать и бить посуду! Я буду великолепен, Нарцисс! Ты даже не представляешь, как я хочу веселиться!
— Наконец-то!
Дождь жалобно барабанил по стеклу…
Праздник получился роскошный. Я крепко напился и был в ударе, мне самому нравилось, как я пою. Даже грозный дядя Нарцисса Эдвард Меченый, герцог Тиманский прослезился от удовольствия. Он был родным братом красавца Эриха Второго, но безобразен крайне, у меня озноб пробегал по спине, если он хлопал меня по плечу.
Когда гости начали падать лицами в тарелки, мы с Нарциссом решили удалиться.
— Кого мы с собой возьмем? — спросил он.
Глаза разбегались. Красивых женщин было полно, правда, многие уже успели надоесть. Мой пьяный взгляд остановился на юной Тине Треоли, она мне не нравилась совершенно, но за ней весь вечер увивался Кристофер. Мне захотелось сорвать его планы.
— Вон ту, Треоли.
— Она же ничего не умеет?
— Разве это плохо?
Нарцисс рассмеялся.
— Ладно, а еще кого?
— Мне все равно.
Я подошел к Кристоферу и Тине Треоли и сказал ей, куда ей следует прийти. Я смотрел на Кристофера, мне доставляло удовольствие видеть бешенство на его лице.
— Жаль, что я не проткнул тебя тогда, — прошипел он, — но всё равно ты скоро пожалеешь, что на свет родился!
Я рассмеялся, взял со стола чей-то фужер и выплеснул вино ему в лицо. Я был пьян как скотина.
Карсти схватил меня за рукав уже при выходе из трапезной.
— Энди! Что ты делаешь!
— Чем хуже, тем лучше, — сказал я.
К Нарциссу я пришел последним. Женщин с ним было, кажется, пятеро, одну я видел впервые. С бокалом и яблоком она сидела в кресле, совершенно раздетая и ослепительно белая, как мраморная Афродита. Эльва раздевала Тину Треоли. За окнами в парке еще продолжалось веселье, играла музыка, и метались разноцветные огни, громкий смех чередовался с пьяной руганью. В общем, всё было, как всегда.
Без одежды Тина Треоли оказалась не так хороша, как Афродита, но зато она очаровательно смущалась.
— А вот бояться не надо, — сказал ей Нарцисс, — он умел быть ласковым и проникновенным, — Эльва, налей-ка ей вина! Пей, детка. И ничего не бойся. Это же прекрасно! Мы научим тебя утонченной любви… Тебе кто больше нравится? Я или Энди?
— Вы, ваше величество, — прошептала она краснея.
Он откинул край одеяла.
— Ну, так иди же ко мне. Иди, не бойся!
Я обнял Эльву.
— Негодяй, — засмеялась она, — как долго тебя не было!
— Ничего, — сказал я бодро, — зато теперь будем веселиться так, что богам станет завидно! Я сегодня в ударе!
— Да-а? Сейчас посмотрим!
— А кто вон та богиня с бокалом и яблоком?
— Она прелесть, тебе понравится… Жена Карсти.
— Карсти?!
Я отступил назад к двери, но потом понял, что отступать-то в общем некуда. В бездну так в бездну!
— Энди! Какого черта?! — крикнул Нарцисс, — мы тебя ждем!
Я со злостью рванул застежки на камзоле.
Празднества шли в столице чуть ли не каждый день. Теперь даже самый последний дурак понял бы, что Энди Йорк вернулся.
Не скажу, что я был несчастлив в это время. Ничто так не пробуждает к творчеству, как скрытая обида! Песни я писал пачками, по ночам просыпался от вдохновения и с торжествующим чувством, что я гений, хватался за перо. Мелодии приходили сами, они сыпались с неба как золотой дождь, я подыскивал к ним слова и аккорды, а на следующий день просто выплескивал, швырял как горсть монет щедрые плоды своей бессонницы изумленной публике.
И это было сильнее и любви, и ненависти, и обиды, и страха, и угрызений совести!
Что же было потом?.. Потом всё как-то резко изменилось. Наверно, тогда, в тот пасмурный день, когда мы проезжали с Нарциссом по Кафедральной площади. С нами были только два пажа, он уже успокоился, что я не убегу, и перестал повсюду таскать за собой отряд телохранителей.
Я увидел фургончик бродячих артистов и толпу вокруг них. Почему-то защемило в груди. Девушка-акробатка была такая же тоненькая и гибкая как Марианна.
— Подъедем?
— Как хочешь.
Мы врезались в толпу на своих конях. Это были они: Марианна, Касьо и Тори. С ними были еще какие-то артисты, но их я не знал. Был у них и свой музыкант, играл он, на мой взгляд, скверно.
Я спрыгнул с коня и вытер беретом лоб. Давно у меня так не колотилось сердце! А я-то думал, что всё забыл! Но, оказалось, нет. Мое прошлое нагнало меня здесь, в столице.
Марианна узнала меня первой. Она подошла с округленными глазами, еще часто дыша после прыжков.
— Мартин! Неужели это ты?!
— Да, это я.
— Боже, какой ты стал красивый!
Я был в золотой парче и кружевных брыжах, от меня за версту веяло роскошью и благополучием. Я смотрел на маленькую усталую акробатку в заштопанном трико и понимал, что мечтаю о том времени, когда мы выступали вместе. Я орал что-то несусветное, и Сильвио стучал молотком по помосту, и был Ольвин, и Изольда сидела на перевернутой корзине…
