Мэрион Брэдли - Вынужденная посадка
В мозгу что-то шевельнулось; теперь Мак-Аран уже принимал как должное, что он может читать мысли капитана: «Камилла, почему раньше я никогда тебя толком и не замечал?». Каким-то дальним, не поддавшимся безумию уголком сознания Мак-Аран подивился всколыхнувшейся в нем первобытной ярости, кипучей и неудержимой: эта женщина — моя!
Мягко, по-звериному ступая, он направился к ним, чувствуя, что у него сводит горло, зубы оскаливаются, а из глотки вырывается клокочущий рык. Капитан Лейстер подскочил и с вызовом уставился сквозь полумрак на Мак-Арана; а тот с отстраненной ясностью снова погрузился в поток мыслей капитана и ощутил, что Лейстер все не так понял…
«Еще один безумец, я должен защитить от него Камиллу, хотя бы такая малость в моих силах…» — последние внятные мысли смазал взметнувшийся вал ярости и желания. Рафаэль обезумел; низко пригнувшись, Лейстер бросился на него, и они покатились по полу, царапаясь и утробно рыча. Мак-Аран оказался наверху и на какое-то мгновение взгляд его упал на Камиллу; та безвольно полулежала, прислонившись к стенке, нов расширенных зрачках ее читалось нетерпение. Наша драка возбуждает ее, пронеслось в голове у Рафаэля; кто бы ни победил, тому она готова принадлежать, пассивно, безразлично…
Тут наступило краткое просветление. Мак-Аран с трудом высвободился от капитана и поднялся на ноги.
— Послушайте, сэр, это чистой воды идиотизм, — низким, убедительным тоном начал он. — Если вы будете сопротивляться, безумие отступит. Попробуйте…
Но вскочивший на ноги Лейстер отозвался только яростным рыком; на губах у него выступила пена, глаза застлала безумная муть. Пригнув голову, он с разбегу бросился на Мак-Арана; тот, уже вполне овладев собой, отступил на полшага в сторону.
— Прошу прощения, капитан, — с искренним сожалением проговорил Рэйф и, хладнокровно примерившись, хуком слева послал Лейстера в глубокий нокаут.
Секунду-другую он стоял и смотрел на неподвижно раскинувшуюся на полу фигуру, чувствуя, как из организма вытекают последние капли безумной ярости. Потом он подошел к Камилле и опустился рядом на корточки. Она подняла на него взгляд и улыбнулась, и в то же мгновение между ними установился несомненный контакт.
— Камилла, — нежно произнес он, — почему ты не сказала, что ждешь ребенка? Я бы, конечно, страшно беспокоился — но был бы счастлив.
«Не знаю. Сначала мне было страшно, я никак не могла поверить; это слишком изменило бы всю мою жизнь».
«Но теперь ты не против?»
— В данный момент — нет, не против, — вслух произнесла она. — Но сейчас все так необычно… Я могу опять измениться.
— Значит, это не иллюзия, — пробормотал Мак-Аран. — Мы действительно читаем мысли друг друга.
— Разумеется, — отозвалась Камилла все с той же безмятежной улыбкой на лице. — А ты так и не понял?
«Ну, конечно, — подумал Мак-Аран — вот почему ветер приносит безумие».
Первобытный человек на Земле наверняка владел экстрасенсорным восприятием, полным комплектом лей-талантов — как дополнительным козырем в борьбе за существование. И это объясняло бы не только стойкую веру в экстрасенсорику (не основывающуюся практически ни на каких доказательствах), но и выживание в тех ситуациях, когда одного разума было явно недостаточно. Первобытный человек, будучи существом весьма хрупким, просто не сумел бы выжить, не обладай он способностью точно знать (при том, что зрение у него было гораздо слабее, чем у птиц, а слух на порядок хуже, чем у собаки или любого другого хищника), где можно найти пищу, воду, укрытие; как избежать своих природных врагов. Но по мере развития цивилизации и техники эти таланты атрофировались за ненадобностью. Человек, ведущий сидячий образ жизни, отучается бегать и карабкаться; несмотря на то, что все мускулы на месте и в случае необходимости могут быть разработаны, как прекрасно известно любому гимнасту или цирковому акробату. Полагаясь на записные книжки, человек утрачивает способности древних бардов помнить наизусть гигантские эпические поэмы и генеалогические таблицы. Но все эти тысячелетия память об экстрасенсорных талантах сохранялась в человеческих генах и хромосомах; и какой-то химикат в инопланетном ветре (пыльца? вирус? пыль?) пробудил эту дремлющую память.
И как следствие — безумие. На человека, привыкшего использовать только пять своих чувств, внезапно обрушилась лавина неисчислимых новых раздражителей; и примитивный перевозбужденный мозг, не в состоянии выдержать столь массированной бомбардировки, не справлялся — у кого слетали все установленные цивилизацией тормоза, кто экстатически раскрывался до самого дна, а кто замыкался в непроницаемой оболочке аутизма… «Значит, если мы хотим выжить на этой планете, нам следует прислушиваться к этому новому чувству, не противиться ему, а привыкать и учиться использовать».
— Послушай, Рэйф, — негромко произнесла Камилла, взяв его за руку. — Ветер стихает; скоро пойдет дождь, и все кончится. Наверно, мы станем другими… Рэйф, ветер уляжется, и я наверняка опять стану другой. Давай не будем терять такой возможности… пока это в моих силах.
В голосе ее звучала такая грусть, что Мак-Аран сам чуть не расплакался. Вместо этого он взял ее за руку и, осторожно ступая, они направились к выходу; у двери Камилла замешкалась, мягко высвободила ладонь и вернулась к Лейстеру. Склонившись над капитаном, она осторожно подсунула тому под голову свою сложенную ветровку; на мгновение присела рядом с ним на корточки и легонько поцеловала в щеку. Потом поднялась на ноги и вернулась к Рэйфу, и приникла к нему, сотрясаясь в беззвучных рыданиях; он взял ее за руку и повел прочь от купола.
На высокогорье начал подниматься туман, и в воздухе повисла легкая ледяная морось. Низкорослые создания, покрытые светлым мехом, словно очнувшись от долгого сна, растерянно поводили вокруг красными глазками и опрометью кидались под лесную сень, к своим плетеным из веток домикам в древесных кронах, Крупные травоядные, выделывавшие в долинах немыслимые курбеты, обиженно и голодно мычали, прекращали свои прыжки и принимались пастись, как и паслись всю жизнь, по лугам вдоль ручьев. А чужаки с Земли, чувствуя на лицах капли дождя, пробуждались каждый от своего длинного-длинного, путаного кошмара; и когда действие ветра сходило на нет, в большинстве случаев оказывалось, что кошмар неразрывно слился с явью.
Капитан Лейстер медленно пришел в себя; в компьютерном терминале было пусто и темно, а по куполу громко колотил дождь. Челюсть болезненно ныла; шатаясь, Лейстер поднялся на ноги и удрученно ощупал лицо, пытаясь хоть как-то упорядочить кошмарный завал, отложившийся в памяти за последние тридцать шесть часов или около того. С упорядочением было туго; он растерянно помотал головой и, поморщившись, сжал ладонями болезненно запульсировавшие виски. Щеки его покрывала щетина, мундир был измят и перепачкан.
