Инна Зинченко - Эдем в подарок
Но мне уже было всё равно. Пусть хоть живьём меня жарят, лишь прекратились эти бесконечные галлюцинации!
— Так, — продолжал увещевать меня Вирка, — возьми себя в руки, сядь, помедитируй…
— Не умею я медитировать!
— Абстрагируйся от всего того, что видишь.
— Как?! — От отчаяния голос мой звенел. — Ты ещё скажи: "Олежек, если неизбежно насилие — расслабься и получи удовольствие"
Вирус смотрел на меня с интересом.
— Даже так? Весело тебе, однако. Но это не повод для того, чтобы навлекать на себя реальные беды.
— А ты ничего не знаешь! — Вырвалось у меня. — Эти образы, они тоже вполне реальные. Я их чувствую всеми своими пятью чувствами! Это невыносимо!
Вирус терпеливо выслушивал мои откровения и, похоже, ничего не понимал. Конечно, он не мог видеть то, что вижу и чувствую я. Он запросто слышит мои мысли, но не способен забираться так глубоко в подсознание, чтобы понять то, что происходило со мной в тот момент.
— Тебя убьют, — прошипел он. — Убьют по-настоящему, а не в твоих кошмарах. Неужели тебя это не останавливает?
— Нет! — Резко оборвал его я. — Меня уже ничто не останавливает! Видел бы ты то, что вижу я! Моё терпение иссякло!
Вирка как-то потух весь, осунулся и горько произнёс:
— А я? А, как же я? Я ведь тоже погибну. Неужели ты меня так ненавидишь, что готов убить вместе с собой? Ты — эгоист! Нет, ты — эгоцентрист!
Эти слова немного охладили мой пыл. Я почувствовал усталость, такое бывает со мной всегда после сильного нервного перенапряжения. Казалось, что из меня выкачали все силы, всю жизнь. Навалилась апатия. А, да пусть будет, что будет! И сразу же галлюцинации закончились. Я мог позволить себе небольшую передышку.
— Прости меня, Вирка, просто нервы сдали, — стал я оправдываться.
— Да я-то прощу, но ты сам создал себе проблемы. Остаётся только надеяться на то, что твои вопли никто не услышал, хотя это сомнительно.
И, словно в подтверждение его слов, дверь открылась и на пороге возник косоглазый Муто. Вид у вождя был такой, как будто он собирался меня разорвать на мелкие кусочки.
— Во, очередной глюк появился, — произнес я скорбно. — Учти, если он тоже будут ко мне домогаться, я не посмотрю, что он глюк, я ему горло перегрызу!
— Это не глюк, — тихо прояснил мне ситуацию вирус. — Это настоящий вождь, так что будь осторожен.
— Ба, какие люди и без охраны! — Воскликнул я язвительно. — Проходи, Муто, я тебя уже заждался. Сейчас будем решать, как лучше меня умертвить, чтобы произвести наилучшее впечатление на полёвок.
Вождь ничего не понял из того, что я ему сказал, но очень внимательно вслушивался в мои слова. Потом он бросил к моим ногам какую-то грязную портянку, что-то рявкнул и удалился с гордо поднятой головой. Ну, конечно, он считает, что оказал мне честь, подарив портянку с собственной ноги. Я ногой отшвырнул грязную тряпку и получил оплеуху от вируса.
— Прекрати, нельзя так обращаться с хлебом! Если будешь себя так вести, то тебя вообще кормить перестанут.
Я наклонился и поднял «тряпку». Она оказалась жёсткой на ощупь.
— Это хлеб? — Спросил я с сомнением.
— Лепёшка, — уточнил вирус.
— А почему она выглядит так, как будто ей задницу вытирали?
Вирка скрипнул зубами. Неужели он и вправду ничего не чувствует? А ведь как хорошо имитирует человеческие эмоции! Я понюхал, принесённый Муто продукт и с немалым удивлением обнаружил, что, не смотря на свой непривлекательный вид, пахнет он приятно — хлебом. Видимо, вождь решил, что я бушую с голодухи и надо бы пленника хоть чем-то накормить. Добрые они тут все, милейшие люди! Если бы ещё не собирались принести меня в жертву этим непонятным полёвкам — цены бы им не было! Я откусил кусок лепёшки. Немного солоноватая, плоская, как лист бумаги, она почти ничем не отличалась от обычного земного хлеба, разве что присутствовал какой-то незнакомый привкус.
— Жить здесь можно, — заявил я, — но недолго, как я понимаю. Что ты там говорил о побеге?
Вирка обрадовался, наконец-то его мудрые слова дошли до моей тупой башки! Он принялся объяснять, как он уничтожит эту тюрьму, но тут вернулся Муто и что-то рявкнул. Вирус вздохнул обречённо.
— Поздно. Нас сегодня отведут в какую-то пещеру, завалят вход большим камнем и оставят в полном распоряжении полёвок.
Я повеселел. Так ведь не убьют же! Чего так расстраиваться? Полёвки, полёвки… Да что они могут мне сделать? Или могут? Надо было больше читать про всякие эти аномальные зоны и явления, может, сейчас бы хоть что-нибудь понял!
— Ничего, как-нибудь переживём это! — заявил я легкомысленно.
ГЛАВА 11
Концерт по заявкам зрителей
Пока нас вели по посёлку, со мной что-то произошло, как будто в голове щёлкнул какой-то выключатель. Теперь мне было безразлично, что случится дальше. Галлюцинации, предстоящее жертвоприношение, полёвки — всё это внезапно перестало меня волновать. Я поймал кураж! Эх, помирать, так с музыкой! И я затянул во всю глотку:
— У павильона 'пиво-воды'
стоял советский постовой.
Он вышел родом из народа,
как говорится, парень свой.
Он вышел родом из народа,
Как говорится, парень свой…
Вирка изо всех сил толкнул меня в бок локтем и прошипел возмущённо:
— Ты с ума сошёл? Прекрати немедленно! Нас не поймут.
— А мне без разницы, поймут нас или не поймут, как будто это что-то меняет. Эх, сейчас бы пивка для рывка и гори оно всё синем пламенем!
Мы шли мимо корявеньких домиков, оплетённых по самую крышу той странной травой, которая пружинила, словно поролон и я заметил, что в окнах стали появляться удивлённые лица местных жителей. Тогда, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы не опозориться перед своими зрителями, я запел дальше, громко и с чувством:
— Ему хотелось очень выпить,
ему хотелось закурить
и оба глаза лейтенанту
одним ударом погасить…
Я бы с удовольствием погасил эти косые, колючие глазки вождя. Больно было смотреть, на то, как он ухитряется смотреть одновременно сразу в двух направлениях. Может, мне удалось бы хоть немного их сфокусировать, но связанные за спиной руки лишали меня этого маленького удовольствия.
Муто, этот косоглазый вождь, что-то невразумительное рявкнул, видимо хотел прервать мой импровизированный концерт, но не тут-то было — я вошёл в раж и продолжал орать на всю округу, нисколько не заботясь о своей дальнейшей судьбе:
— Однажды утром он сменился,
Купил бутылку коньяку
И так напился, так напился,
До помутнения в мозгу.
