Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ
Но оруженосец плотно задернул дверную занавеску, и в безумии всеобщей резни никому не пришло в голову, что внутри еще есть кто-то живой. Вверх по долине унеслась кровавая клокочущая волна, и выглянувший наружу оруженосец заметил небольшую группу людей, целеустремленно двигавшуюся прямо к шатру.
— Государь! — прошептал юноша,— Сюда идет сам король немедийский с четырьмя спутниками и оруженосцем! Он хочет сам принять твою сдачу, мой государь.
— К демону сдачу! — заскрипел зубами король.
С величайшим трудом он заставил себя сесть. Спустил ноги с ложа — и встал, качаясь как пьяный. Оруженосец кинулся на помощь, но Конан отпихнул его прочь.
— Дай лук! — прохрипел он, указывая на длинный лук и колчан со стрелами, висевшие на столбе.
— Но, государь…— в величайшем смятении осмелился возразить оруженосец,— Ведь битва проиграна! Тебе надлежит сдаться с достоинством, приличествующим человеку королевских кровей…
— Я не королевских кровей! — зарычал Конан,— Я варвар и сын кузнеца!
Выхватив у юноши лук и стрелу, он кое-как доплелся до выхода из шатра. Он был почти обнажен, если не считать коротких кожаных штанов и рубахи без рукавов, распахнутой на широченной волосатой груди. Но из-под спутанной грины черных волос страшным огнем горели синие глаза. Таким грозным мужеством веяло от короля, что оруженосец попятился: благоговея перед своим господином, он боялся его больше, нежели всего немедийского войска.
Шатаясь и широко расставляя ноги, чтобы не упасть, Конан рванул дверную занавеску и вышел наружу, под тент. Король Немедии и его спутники, как раз сошедшие с коней, умерли на месте, с изумлением взирая на неожиданно пред-ставшее перед ними видение.
— Я здесь, шакалы! — услышали они рык киммерийца.— Я король! Попробуйте-ка взять меня, сукины дети!
И прежде чем они успели опомниться, он натянул лук и спустил тетиву. Оперенное древко затрепетало в груди рыцаря, стоявшего подле Тараска.
— Проклятье! — выругался Конан.— Ну? Берите меня, если посмеете!
Покачнувшись на непослушных ногах, он привалился спиной к столбу и обеими руками поднял перед собой меч.
— Клянусь Митрой, это действительно король! — вырвалось у Тараска.
Быстро оглядевшись вокруг, он рассмеялся:
— Тот, другой, был просто одет в его доспехи! Живо вперед, псы! Принесите мне его голову!
Трое воинов — судя по их эмблемам, королевские стражники — ринулись на Конана. Один из них походя взмахнул булавой, замертво уложив беднягу оруженосца. Двоим другим повезло меньше. Первый, подскочивший к аквилонскому королю, едва успел занести меч: Конан встретил его страшным ударом наотмашь. Клинок разрубил звенья кольчуги, как полотно, и отсек руку немедийца вместе с плечом. Тело рухнуло вперед, угодив под ноги товарищу. Тот споткнулся, выпрямиться ему было не суждено: меч Конана пронзил его насквозь.
Тяжело дыша, Конан высвободил клинок. Короля сотрясала дрожь, широкая грудь тяжело вздымалась, по лицу и по шее ручьями тек пот. Но свирепые глаза вдохновенно горели:
— Иди сюда, бельверусская гнида! Мне до тебя не дотянуться! Подойди и умри!
Тараск замешкался, поглядывая то на уцелевшего воина, то на своего оруженосца — худого и мрачного человека в черной кольчуге. Потом все-таки шагнул вперед. Он намного уступал гиганту киммерийцу силой и статью, но на нем был надет полный доспех, а искусство Тараска как фехтовальщика было известно во всех западных королевствах.
Оруженосец удержал его за руку:
— Не рискуй жизнью понапрасну, мой повелитель. Я позову лучников, и они расстреляют варвара, точно дикого льва.
И никто из них не заметил колесницы, которая подъехала во время схватки и остановилась чуть позади. Один Конан видел ее, и странный холодок пробежал у него по спине. Даже в вороных конях, впряженных в колесницу, смутно угадывалось нечто нездешнее. Но не кони приковали взгляд короля, а человек, стоявший на колеснице. Он был высок и превосходно сложен, облачен в длинное, ничем не украшенное шелковое одеяние. Складки шемитского головного убора скрывали черты лица — видны были лишь темные магнетические глаза. В белых руках угадывалась немалая сила: они твердо держали вожжи, смиряя вздыбливавшихся коней. Чем дольше глядел Конан на незнакомца, тем более внятно предупреждал его первобытный инстинкт. Он явственно ощущал недобрую мощь, исходившую от человека на колеснице. Так высокая трава, волнующаяся в безветренный день, говорит о приближении опасной змеи.
— Привет тебе, Ксальтотун! — обернувшись, воскликнул Тараск.— Смотри, вот аквилонский король! Оказывается, он не погиб под обвалом, как мы полагали.
— Знаю,— ответил Ксальтотун.
И, не позаботившись объяснить, откуда он это знает, спросил:
— И что ты намерен с ним делать?
— Позову лучников, и пусть расстреляют,— сказал немедиец.— Покуда он жив — он слишком опасен!
— И все-таки даже пес бывает полезен,— проговорил Ксальтотун,— Возьмите его живым.
Конан хрипло рассмеялся.
— Иди сюда и попробуй,— предложил он ахеронцу,— Если б не мои ноги, я бы выкорчевал тебя из колесницы, как дровосек дерево. Живым ты меня не получишь!
— Боюсь, он говорит правду,— вставил Тараск,— Он же варвар, бессмысленный и свирепый, точно раненый тигр. Я позову лучников.
— Смотри и учись,— сказал Ксальтотун.
Его рука нырнула в складки одежд и извлекла наружу нечто блестящее — какой-то полированный шарик. Внезапным движением Ксал ьтотун метнул его в Конана. Киммериец с презрением отмахнулся мечом… но шарик, едва коснувшись клинка, с громким треском взорвался. Полыхнуло слепящее белое пламя, и Конан без сознания рухнул на землю.
— Он мертв? — В тоне Тараска скорее звучало утверждение, а не вопрос.
— Нет,— ответствовал Ксальтотун.— Всего лишь оглушен. Он очнется через несколько часов. Прикажи своим людям связать его по рукам и ногам и бросить в мою колесницу.
Тараск кивнул, и воины исполнили приказание, ворча на неподъемную тяжесть. Ксальтотун набросил на безжизненное тело бархатный плащ, полностью укрыв короля от случайного взгляда, и собрал вожжи.
— Я еду в Бельверус. Передайте Амальрику, что я буду с ним, если понадоблюсь. Но поскольку Конан устранен, а его войско разгромлено, я полагаю, для завершения завоевания хватит и простого оружия смертных. Вряд ли Просперо приведет сюда более десяти тысяч воинов: прослышав о нынешней битве, он, несомненно, отступит к Тарантии. Ни Амальрику, ни Валерию о пленнике не говорите. Пусть думают, что Конана раздавили рухнувшие скалы!
