Игорь Гусаров - Горничная
А потом, один из руководителей завода предложил молодому Феде, скажем так, неофициально информировать его о делах отдела, в котором тот трудился. Ну как не помочь? Помогал, по мере сил. А когда руководство успешно завод обанкротило и слиняло в Москву, позвали с собой и, к тому времени уже, Фёдора Кузьмича. Но и в Москве нашлись люди, которым хотелось бы знать, чем занимается Федин начальник на службе. И опять Фёдор Кузьмич пошёл навстречу. Где сейчас тот начальник? То ли в Испании, то ли на Кипре, проедает наворованное. А Фёдор Кузьмич вот он. И должность уже давно повыше, чем у того, кто в Москву перетащил. И опять, ничего ни у кого не просит. Наоборот, замучился отказывать. Спасибо, сверху не забывают, говорят, кому действительно помочь надо. Помогает. А главное, вот откуда они знают, сколько надо нести? Даже удивительно. Хотя, чего тут удивляться, Фёдор Кузьмич всего себе никогда не оставлял. Ко всему прочему, специалистом Федя был настоящим, да и так умишком бог не обидел. Но, обидел в другом, — детей у Фёдора Кузьмича быть не могло. В детстве, сказали, простудился. Ну как не могло, новомодная клиника, куда уходила часть подношений уже не первый год, обещала и даже что-то делала. А жена и сам Фёдор верили и ждали.
Перед поездом решили посидеть в ресторане. Вот и посидели. Блек лейбл сделал своё чёрное дело и превратил, обычно сдержанного человека в заносчивого хулигана. Ну а потом, Федю опять настигла божья кара. Ну ясно же! Просто так, за мгновенье, носы не растут. Командировку пришлось отложить, и с вокзала "Ровер" помчал своего владельца в клинику. Врач был через десять минут после приезда. Да, вернуть форму в прежний вид конечно возможно. Только это процесс не быстрый. Недельку на подготовку, и два-три месяца на реабилитацию. Ну и полмиллиона, вполне себе, русских денег. Ну что же, Фёдор Кузьмич согласился, сдал анализы и поехал домой. Но пока ехал, пришла ему в голову мысль. Что толку от операции, не будет. Божья кара это. Но, если покаяться бог простит, бабушка обещала. И прощения надо попросить у тех, кого обидел. Не то, чем операция закончится, ещё не известно, всякое бывает. "Начну с лейтенанта" – решил Фёдор, и чтоб не радовать народ своим носом, заскочил домой и напялил на себя маскарадный костюм, привезённый из Венеции: парик, маску с длинным носом, треуголку и чёрный плащ. Хотел и шпагу прихватиь, но решил, что в машине она лишняя будет. А чего, воскресный вечер, ну человек с маскарада, кому какое дело. Всё лучше, чем шнобелем отсвечивать. Хорошо, хоть в маску влез. И поехал на вокзал.
Только вот не вышло ничего. Лейтенант уже сменился, координат его не дали. А связи поднимать… Нет уж, хватит и того, что провожающий видел. С такими мыслями Фёдор вышел из отдела и, увидел идущего с девушкой того самого лейтенанта. Не раздумывая ни минуты, важный чиновник побежал на перехват.
— Лейтенант! Товарищ лейтенант, господин полицейский, — человек в венецианской маске, треуголке и чёрном плаще бежал к Николаю, — можно вас на минутку.
— Тебе чего, мужик? — Ионкин автоматически прикрыл собой Натку.
— О прощении молю, паки…
— Да какие паки? Херувиме чтоль?
Фёдор Кузьмич резко затормозил. Он вообще-то был настроен серьёзно. С чего его потащило на старославянский, который он и знать-то не знал, он и сам не понял. Грозного царя видно не было. Но раз уж просить прощения, так хотелось как-то, по торжественней что ли. Не часто прощения просить приходилось у людей. Всё больше – "прости мя господи", да и забыл.
— Исполать тебе добрый молодец и тебе исполать красна девица, — низко поклонилось носатое чудо, шоркнув по асфальту снятой с головы чёрной треуголкой.
"Красна девица" с интересом выглядывала из-за плеча полицейского.
— И Вам не болеть. Мужик, хорош придуриваться, ты кто?
"Ну и чего я комедию ломаю? Объяснить надо всё по человечески" – Фёдор снял с лица маску.
— Так это всё-таки вы! — Ионкин наконец-то признал того, с кем разговаривал на перроне, а чего это за наряд на вас?
— Я, помните меня? А костюм, так это что бы не так внимание привлекать.
— Ну, не знаю. Незаметней вы не стали.
— Думаешь только с длинным носом, проще было бы? Так хоть за чудака принимают, а не за урода.
— Ну, в общем, да. Наверно. Так вы по какому вопросу, гражданин?
— Да вот лейтенант, решил я, что это меня бог наказал, за то, что оскорбил вас. После этого же нос-то вырос. Пришёл прощенья просить.
— И что, думаете поможет?
— Не знаю, но попытаться стоило. Да и операция мне теперь предстоит, мало ли что может случится. А так, всё на душе спокойней.
— А как же та женщина, которую толкнули?
— Думаешь, я её помню? Меня развезло, как мальчишку… Я бы и её хотел найти, да только… Сам понимаешь. Где её искать? В общем, простите меня, Христа ради, не хотел я… Да нет, привык, что все вокруг – "Фёдор Кузьмич, Фёдор Кузьмич…", а тут пацан какой-то. Ну и потянуло крутость показать. Правда, просто, прости, — и Фёдор повернулся спиной к молодым людям и пошёл к машине.
— Коль, он чего? — Натка тронула за плечо лейтенанта, — он так и уйдёт? А что он хотел?
Он даже ничего не… Он попросил прощенья?!
— Он решил, что это божья кара.
— Ну, если смотреть по порядку, то наверно да. Бог дал мне возможность колдовать, привёл в это место, толкнул увеличить ему нос! Ага. Божья кара в чистом виде.
— Согласен. Ты тут совершенно не при чём!
— Хи, да уж. Оп…
Федор Кузьмич остановился. Носа не было! Вернее был, но его, собственный! "Чудо! Чудо господне! Лейтенант полиции – святой! Чего?! Святой лейтенант полиции? Чушь! Но нос-то пропал. Это знак!" Фёдор развернулся и снова побежал к стоящей парочке.
— Что? Что теперь? — Ионкин смотрел на солидного мужчину в развевающемся чёрном плаще, который трусцой бежал обратно.
— Благословите!
— Кто? Я?
— Что, не видите, Святой…
— О, и правда. Нос-то как был.
Фёдор шмыгну носом, — нет, дышать стал лучше. Так благословите?
— На добрые дела?
— Оп…
Николай Ионкин оказался в одеянии священника. На голове была замысловатая шапка, шею оттягивала массивная золотая цепь с висящим на ней крестом. Только вот посоха в руках не хватало. А так, ну как минимум – епископ!
Фёдор пал на колени… И смиренно склонил голову. В голове у него раздавался звон колоколов.
— Ступай, сын мой, и не греши более, — Коля и сам не понял, что сказал, но перекрестил стоящего на коленях человека и царственным жестом протянул руку для поцелуя. Фёдор Кузьмич благоговейно к ней припал.
— Оп… — Натка увидела, что кто-то выходит из помещения полиции.
Вышедший покурить на улицу, подполковник лицезрел картину, которая впоследствии преследовала его долгие годы: "благодарный народ приветствует полицию". Солидный мужчина, в чёрном плаще, на коленях, истово лобызал руку лейтенанта. "Дааа! Крут Ионкин!" – поперхнулся дымом подполковник, и дабы не мешать народу, выражать свои чувства, вернулся в отдел.
