Дэвид Геммел - Нездешний
Уж он-то понимал Кадораса, как никто другой. Он, Нездешний, Похититель Душ, Меч Хаоса.
Сказители слагали жуткие истории о нем, странствующем убийце, неизменно приберегая их напоследок, когда огонь в очаге уже догорает и посетители таверны собираются по темным улицам идти домой. Нездешний не раз сидел незамеченный в углу, слушая рассказы о своих злодеяниях. Вначале шли сказки о славных героях, прекрасных принцессах, замках с привидениями и блистающих серебром рыцарях — но, когда спускалась ночь, рассказчики подбавляли страху, и люди, расходясь по домам, с опаской вглядывались во тьму, где им чудились Кадорас Тихий или Нездешний.
То-то заплясали бы от радости сказители, услыхав, что Кадораса наняли навеки прервать сон Нездешнего!
Нездешний повернул на запад вдоль линии Дельнохских гор и скоро въехал на большую поляну, где стояло около тридцати повозок. Мужчины, женщины и дети завтракали у костров, а Дурмаст расхаживал между ними, собирая деньги.
Выехав из леса, Нездешний успокоился и рысью двинулся к лагерю. Он разрядил арбалет, ослабил обе тетивы, повесил оружие на пояс и слез с седла. Дурмаст с двумя седельными сумками, перекинутыми через плечо, помахал ему рукой, закинул свою поклажу в ближайший фургон и подошел к приятелю.
— Здорово, — усмехнулся он. — На этой войне можно неплохо заработать.
— Это беженцы?
— Да, едут в Гульготир со всем своим добром.
— Как их угораздило довериться тебе?
— По глупости, — с еще более широкой ухмылкой сказал Дурмаст. — В наши дни запросто можно разбогатеть!
— Не сомневаюсь. Когда отправимся?
— Мы только тебя и ждали, дружище. Шесть дней до Гульготира, потом по реке на северо-восток — итого недели три. Потом Рабоас и твои доспехи. Проще простого, не так ли?
— Проще некуда — все равно что змею подоить. Ты слышал, что Кадорас в Скултике?
Дурмаст в насмешливом ужасе вытаращил глаза.
— Нет.
— Он охотится за мной — так мне сказали.
— Будем надеяться, что он тебя не найдет.
— Ради его же блага. Сколько у тебя с собой людей?
— Двадцать. Хорошие ребята, надежные.
— Хорошие, говоришь?
— Ну, подонки, само собой, но в бою молодцы. Хочешь поглядеть?
— Спасибо, я только что поел — еще стошнит. А беженцев сколько?
— Сто шестьдесят. Есть смазливые бабеночки, Нездешний. Нас ждут приятные деньки.
Нездешний, кивнув, обвел взглядом лагерь. Они, конечно, решились на это со страху — но все-таки жаль их. Жаль, что они вынуждены довериться Дурмасту. Жизнь-то они сохранят, но в Гульготир прибудут нищими.
Он перевел взгляд к югу, оглядел лесистые холмы, и его внимание привлекла вспышка света.
— Что там такое? — спросил Дурмаст.
— Кто его знает. Может, кварц блеснул на солнце.
— Ты думаешь, это Кадорас?
— Все возможно. — Нездешний отвел коня в сторону и устроился в тени под разлапистой сосной.
Высоко на холме Кадорас вложил подзорную трубу в кожаный футляр и сел на поваленный ствол. Это был высокий худощавый человек, черноволосый и угловатый. Шрам, протянувшийся от лба до подбородка, раздвигал в дьявольской усмешке губы. Глаза у него были серые, как хмурое небо, и холодные как зимний туман. Он носил черную кольчугу, темные штаны и высокие сапоги. По бокам на поясе висели два коротких меча.
Внизу в повозки запрягали волов, и караван выстраивался головой на север. Дурмаст занял место впереди, поезд двинулся к Дельнохскому перевалу. Нездешний ехал в хвосте.
Заслышав позади шорох, Кадорас резко обернулся. Из кустов вылез молодой человек и изумленно заморгал, глядя на нож в руке Кадораса.
— Он не пришел, — сказал парень. — Мы ждали там, где ты велел, но он не пришел.
— Прийти-то он пришел, да вы его проморгали.
— Валвин пропал. Я послал Макаса поискать его.
— Он найдет его мертвым.
— Откуда ты знаешь?
— Как не знать? Он сам на это напрашивался.
Кадорас встал, глядя вслед каравану. Боги, ну откуда берутся такие дураки? Ничего им в башку не вдолбишь. Конечно же, Валвин мертв. Ему было велено следить за хижиной Хеулы, но ни в коем случае не трогать Нездешнего. “Почему, — спросил Валвин, — что в нем такого особенного?” Кадорас так и знал, что этот дурак сотворит какую-нибудь глупость, — да ладно, невелика потеря.
Через час вернулся Макас, плотный коротышка с капризным ртом, заядлый грубиян. Он направился прямо к Кадорасу и доложил кратко:
— Убит.
— Ты прикончил старуху?
— Нет. С ней было двое волков — они жрали Валвина.
— И ты не решился прервать их завтрак?
— Нет, Кадорас. Я еще жить хочу.
— Вот и умница. Хеула уложила бы тебя на месте — ее сила очень велика. Кстати сказать, никаких волков там не было.
— Но я сам видел...
— Ты видел то, что хотела она. Ты не спросил у нее, как умер Валвин?
— Не было нужды. Она сказала, что бесполезно натравливать на льва шакалов, и велела передать это тебе.
— Она права, но шакалы тоже должны выполнить свою часть работы. Ну, живо — по коням.
— Ты недоволен нами? — спросил Макас.
— Вами-то? Как можно? Хватит разговоров, едем.
Кадорас грациозно сел в седло. Караван уже скрылся из виду, и он двинулся вниз по склону, откинувшись назад и задрав голову коня вверх.
— Не делай задачу слишком легкой, Нездешний, — прошептал он. — Не разочаровывай меня
Глава 12
Карнак вошел в зал совета, и двадцать офицеров, встав, отдали ему честь. Генерал сделал им знак садиться и занял место во главе стола, набросив плащ на спинку стула.
— Пурдол вот-вот падет, — объявил он, обведя голубыми глазами угрюмые лица собравшихся. — Ган Дегас стар, утомлен и почти что сломлен. Священников Истока в Пурдоле нет, и ган больше месяца не получает от нас известий. Он думает, что остался в полном одиночестве.
Карнак помолчал, давая всем время усвоить его слова и оценивая степень напряжения. Геллан — воплощение полнейшего безразличия, а вот молодой Сарвай явно подавлен. Йонат шепчет на ухо Геллану — известно о чем: о допущенных в прошлом ошибках. Молодой Дундас с нетерпением ждет, всем сердцем веря в Карнака. Генерал знал всех, кто сидел здесь, знал их слабости и сильные стороны — были тут и меланхолики, и бесшабашные головы, которые опаснее всякого труса.
— Я отправляюсь в Пурдол, — произнес он, сочтя, что время пришло. Вокруг стола прошел шумок, и он вскинул руку, призывая к молчанию. — Против нас воюют три армии, и львиная доля досталась Пурдолу. Если крепость падет, освободится сорок тысяч солдат, готовых вторгнуться в Скултик. Против такого числа мы не устоим — поэтому я еду в Пурдол.
